«…Я кинжальщикам памятников не ставлю…» (граф А.Г.Строганов, б. министр внутренних дел Росимперии)

Несмотря на то, что в деле Пушкина фамилия «Строганов» появилась за короткое время до дуэли, она осталась в нём надолго, всплыв даже спустя пятьдесят лет в связи с установкой в Одессе памятника погибшему поэту.

Некогда подвизавшийся на дипломатической стезе граф Григорий Строганов примерно за 24 часа до выстрелов на Чёрной Речке инструктировал  своего лепшего приятеля, походу говённого голландского барона Геккерна, что делать и как реагировать на письмо Сергеича от 26 января 1837 г.

Как уже отмечалось, по неписанному рангу Российской империи сей граф был очень непростой перец, ещё при жизни через внучка породнившийся с самим императором.

В 1887 году в Одессе ейный почётный гражданин сын графа Григория Александр Строганов брызгал слюной на делегацию одесситов по сбору средств на памятник Пушкину: «Я кинжальщикам памятников не ставлю! Я до этого еще не дошел!…что полиция смотрит?.. Что она делает? Что же это такое, памятник Пушкину?! А?!«

Граф Александр Строганов оказался чемпионом Российской империи по пребыванию в генеральском звании – звёзды генерала озаряли его погоны более 59-и лет.

Семён Ласкин, собравший в книге «Вокруг дуэли» прилично информации по этим Строгановым, приводит касательные до графа Григория и его деток (в том числе и Идалии, которая Полетика по мужу) любопытные сведения, правда, фокусируясь преимущественно на «идалической» струнке. Фигура Идалии Григорьевны Полетики (Строгановой) с её любовно-бытовыми письмами, а также возможная её роль в судьбе Пушкина – это его основная около-строгановская тема.

Есть у С.Ласкина и кое-что полезное для «Охоты на поэта», а именно следующее.

1.Строганов Г. контактировал с Бенкендорфом после дуэли, типа обсуждал похоронные процедуры:
<<<
Известны и переговоры Строганова с Бенкендорфом по условиям захоронения, — именно тогда и была направлена записка Юлии Павловны о выносимых Жуковским документах.
>>>

2.Жена Строганова Г. была гэбушным соглядатаем в квартире Пушкина, после её доноса на Жуковского (дескать, тот тырит бумаги Сергеича в свою шляпу) там появились жандармы:
<<<
Юлия Павловна не покидает покоев умирающего Пушкина, дежурит в доме и после смерти поэта. Ее просьба «помочь… оградить квартиру некоей вдовы», записка в ведомство Александра Христофоровича Бенкендорфа, где в эти часы находится граф, воспринимается как сигнал. У Григория Александровича нет иного выхода, как просить начальника III Отделения под любым, даже политическим предлогом просить изъять «украденные» документы, а это можно сделать лишь при участии жандармерии. Другого пути задержать, вернуть «3–5 пакетов», вероятно, не было.
>>>

3.Строганов Г. был на оперативном контакте с Геккерном не только до дуэли, но и после:
<<<
В … письме Геккерна от 30 января министру Верстолку есть и подробности о первых часах после произошедшей дуэли:
«…если что-нибудь может облегчить мое горе, то только знаки внимания и сочувствия, которые я получаю от всего петербургского общества. В самый день катастрофы граф и графиня Нессельроде, так же, как граф и графиня Строгановы, оставили мой дом только в час пополуночи».

… сочувствие Геккернам в день катастрофы, не только обсуждение с Геккерном произошедшего события, но и полная поддержка (вместе с Нессельроде) этого «семейства», а на следующий день резкая смена поведения, «поспешное» объявление 29 января о «насколько возможно» более пышных похоронах «на свой счет»…
>>>

4.Строганов Г., обнаружив у себя презент от Геккерна (антикварный бокал «и при нём любезную записку«), «пробуждающий очаровательные недавние воспоминания и укрепляющий драгоценные будущие сипматии«, в ответном письме голландцу чуть ли не взасос целует «невинного, благородного и лояльного» Дантеса:
<<<
Когда Ваш сын Жорж узнает, что этот бокал находится у меня, скажите ему, что дядя его Строганов хранит его как память о благородном и лояльном поведении, которым отмечены последние месяцы его пребывания в России. Если наказанный преступник является примером для толпы, то невинно осужденный, без нужды на восстановление имени, имеет право на сочувствие всех честных людей.
>>>

[Нет, недалеко ушёл граф Гриша со своими эпитетами от своего босса - импераши Коли, у которого Дантес стал "правым в этом деле"! И да, в будущем 1852 г., ещё до отбытия в мир иной как графа, так  и импераши, "благородный" Дантес сделался сенатором с симпатичным окладом. -idohturov]

+++

Итак, с учётом фактов, данных С.Ласкиным, имеется изрядно свидетельств относительно того, что старший Строганов входил в верхушку рулящих охотой на поэта.

Почему он там оказался?

Потому что сей граф – отнюдь не из тех, кто «жадною толпой стоящие у трона«, он – давно проверенный, он – беспорочно заслуженный, он – почти ровня самому императору! Поэтому он мотивирован исключительно, и не подлежит сомнению его интерес в сохранении росимперского статус-кво и в ограждении оного от смутьянов-мятежников, подобных «кинжальщику» Сергеичу.

Даже Википедия даёт многочисленные факты, подтверждающие высшую пробу имперскости этих перцев Строгановых. Вот наиболее сочное оттуда:

Вики1. По Г.А.Строганову:
<<<
Член Верховного уголовного суда по делу декабристов.
…
В 1827 году назначен членом Государственного совета.

В 1838 году официально представлял Россию на коронации английской королевы Виктории.
>>>

Вики2: По А.Г.Строганову:
<<<
В феврале 1831 года стал членом временного правления Царства Польского по управлению внутренними делами и полицией.
…
В период с января 1834 по 1836 год был товарищем министра внутренних дел Российской империи; с декабря 1834 года — генерал-адъютант императора Николая I; в 1836—1838 годах — малороссийским генерал-губернатором, а с 1839 по 1841 годы управлял Министерством внутренних дел.
>>>

Минвнудел из младшего Строганова вышел, наверное, такой же, как и дотогошный зам, а именно никудышный, и Коля-Раз его уволил. Однако, не унывающий, высшей зато пробы перец-имперец Александр поехал на пятом десятке лет жизни за границу, и не как папашка, отдыхать-лечиться, а уму-разуму учиться по Брусселям с Гейдельбергами:
<<<
В 1841—1842 годах жил в Париже, где изучал различные науки, прежде всего, анатомию [! - idohturov] в Парижском университете. Особое внимание он также уделял теории государственного управления…
>>>

Но место для ума-разума в анатомической структуре черепа графа Александра, судя по всему, предусмотрено не было,

и по возвращении младший Строганов вместо профессорской кафедры очутился, где попроще, и генералил тем, что было по силам, – подсчитывал списанные гаубицы:
<<<
Вернувшись в Россию, служил в военном ведомстве в должности инспектора запасной артиллерии.
>>>

Недолго его музыка играла и в кресле столичного генерал-губернатора – через год сослали графа Сашу с глаз долой на юга:
<<<
Пробыв год (1854) военным  губернатором  Санкт-Петербурга,  более  7  лет  был новороссийским и бессарабским генерал-губернатором.
>>>

ПС

Судьба А.Г.Строганова, сдаётся мне, была такая загогулистая потому, что импераша Коля-Раз так или иначе пытался отблагодарить фамилию. Его партнёру графу Грише уже ничего от жизни не надо было, вот разнообразные «пряники» и сыпались на недалёкого, увы, сынулю.

И глядя на куррикулум виты  графа Саши, осознаёшь в который раз типовую говённость всех этих империй.

Что от имперских перчилл остаётся потомкам?

Каменные безносые истуканы по эрмитажам-колизеям или по энциклопедиям-галереям очередные глядящие то с архиважной суровостью, то отвлечённо вдаль физии на парадных портретах, при мундирах, на которых  цацки-побрякушки девать некуда? Исторические анекдоты? Беф-строганов?

Всё, что ли?

А от вечно свободной мысли Сергеича – и это:

«…ты вечной тенью стал,
Грозя бедой преступной силе, -
И на торжественной могиле
Горит без подписи кинжал.»

И это:

«…
Паситесь, мирные народы!
Вас не пробудит чести клич!
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из года в годы -
Ярмо с гремушками да бич».

И это:

«Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.
»
И это:

«Я … холопом и шутом не буду и у царя небесного«.

И то,

и то,

и то!

И ещё не всё даже в Полном Собрании Сочинений!

«…косвенные улики говорят не в пользу Данзаса» (из публикации Н.Кофырина)

Додуэльное поведение секунданта Данзаса наводит мысль на вопрос в сталинском духе: «Вы – размазня или недруг Пушкина?» Всё, чем он озаботился до Чёрной речки, – это молча кивать, подписать составленные Аршиаком условия дуэли да, может, пистолеты забрать из оружейного магазина. Последуэльное поведение этого подпола у меня вопросов не вызывает.

1.Данзас заранее сыграл рояль не в интересах Сергеича, он ничего не сделал для страховки по медицинской линии – ни аптечки первой помощи не припас, ни с доктором каким не сговорился на всякий случай. A если последнее он не исполнил по требованию Аршиака (тот, напомню, опасался любой огласки, могущей помешать, а у всех докторов с гослицензией во все времена есть обязательство в скользких обстоятельствах стучать в полицию), то тогда он действовал строго по указке и в интересах противной стороны!
Ссылка Данзаса на преддуэльный цейтнот – гнилая. Найти врача секундант обязан, а поэтому расход времени на это предусмотрен. То, что Данзас озвучил тему, показывает, что сознавал он, что лишает Пушкина какой-либо медпомощи. А вот врач для Дантеса (Задлер) был на коротком плече времени, может быть, даже в карете Геккерна!

2.Формально секундант обязан доложить о дуэли в органы, и то, что Данзас не доносил, подтверждается в «Сентенции» учреждённой по дуэльному делу комиссии военного суда (цитата ниже взята из книги непомнящего Сенчи, это первый из ранее обещанных случай пользы от неё):
<<<
…не поступил по всей силе 142 воинского Артикула, не донес заблаговременно начальству о предпринимаемом … умысле и тем допустил совершиться дуэли и самому убийству, которое отклонить еще были способны…
>>>

Поэтому Н.Кофырин напрасно предполагает, что Данзас ходил к жандармам (вместо, замечу, аптеки!) типа во имя благой цели возможной остановки теми дуэли, и потому, дескать, впоследствии отказался от предложения Дантеса скрыть своё секундантство.

По мне, эта проговорка Данзаса <<< «На стороне барона Гекерена и Дантеса был, между прочим, и покойный граф Бенкендорф, не любивший Пушкина». Одним только этим нерасположением, утверждает Данзас, и можно объяснить, что дуэль Пушкина не была остановлена полицией>>> свидетельствует о том, что до выстрелов на Чёрной речке Данзас был в курсе, что Бенкендорф и некоторые его люди знали о предстоящей дуэли! И если так, то ему и доносить ничего никуда не надо и смысла нет играть в якобы предложенную Дантесом несознанку – и без того всё известно.

И думаю я, что это «предложение Дантеса» – позднейшая придумка, цель которой дополнить вид дела так, чтобы понадёжней обелить Данзаса, типа никаких контактов с гэбухой у него и не было, и не надо бы. Придумка получилась глупошная. А то не найдут бенкендорфщики второго секунданта -  Сергеич скажет, например. Да и само это «предложение Дантеса» очень характеризует его благородство, про которое фанфарами ныне трубят витали костины.

3.Ещё одна проблема именно Данзаса как секунданта – это его «однокрылость». Ведь он фактически был одноруким! Это аукнулось тяжело раненному Сергеичу, когда его волочили от барьера до повозки. Это раз. Как однорукий мог толком зарядить пистолет? Это два. Интересно ещё, был ли Данзас левша, мог ли он стрелять сам! Потому что по приведённому Кофыриным пункту 495 Дуэльного кодекса секундант имеет право застрелить нарушителя, а Дантес нарушил п.3 условий дуэли («Сверх того принимается, что после первого выстрела противникам не дозволяется менять место…«)!

Это нарушение упомянутый ранее Костин пытался выставить за доказательство суперблагородства Дантеса:
<<<
Дантес совершенно искренне был поражен результатом «своего выстрела», сделав попытку «броситься к нему», то есть своему противнику, как это можно расценить? И, во-вторых, когда Пушкин изъявил желание «сделать свой выстрел», он не вернулся на то место, откуда «сделал свой выстрел», вопреки 3-му пункту Условий: «…после первого выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым, подвергся огню своего противника на том же расстоянии». А что делает Ж. Дантес? Он «дозволил» себе поменять место своего выстрела, но… в какую сторону? «Дантес остановился у барьера и ждал прикрыв грудь правою рукою». Всего-то на один шаг ближе к своей смерти, но сколько благородства в этом шаге?
>>>

В этом шаге, искренне радующем тупых (или подлых) псевдопушкинистов, – нарушение составленных Аршиаком условий дуэли, за которое в соответствии с правилами (про которые распедаливал в своих записках тот же Аршиак) секундант Данзас имел право выстрелить в Дантеса вместо упавшего Сергеича!

Вот ещё где играет рояль физическая способность секунданта стрелять! А мог ли стрелять «однокрылый» Данзас? Нет, если он – левша. Это три.

Кстати, становится понятно, зачем в дуэльном комплекте было два пистолета – второй предназначается для секунданта как раз на случай, если противник нарушит что-либо. И Данзас сменой пистолета избавился от своего оружия под предлогом попадания снега в ствол пистолета Сергеича! Снег в стволе выстрелу никак не мешал. Это четыре.

4.Итак, во время дуэли Данзас имел право выстрелить в Дантеса, но не использовал это право. Вместо этого он выждал, придёт ли в себя упавший на шинель Пушкин, и затем подсунул ему свой пистолет. И для Сергеича, находящегося теперь уже в сложнейших обстоятельствах тяжёлого ранения, всё началось по-новому: и контроль над этой переменой оружия, и повторное выцеливание сменившего позицию противника, и спуск курка!

И ведь превозмог всю тяжесть раны Сергеич, прицелился, выстрелил и попал же! Воистину такой человек долго будет любезен народу!

[Что-то там зудел насчёт пушкинского выстрела какой-то там типа философ? Соловьёв? Или как его? Да никак эту гниду! Одного этого зудежа достаточно, чтоб на свалку отправить всю его философию! - idohturov.]

5.Сразу после дуэли Данзас фактически оставил тяжелораненного поэта не только без первой, но и без надлежащей (т.е. в госпитале) медицинской помощи. Одно то, что хирург Задлер сперва обслужил Дантеса, и только потом, спустя более чем 2 часа, осмотрел истекающего кровью Пушкина, чего стоит!

6.А если посмотреть на контакты Данзаса после дуэли, то можно увидеть следущее.

6.1.31 января А.И.Тургенев застал его в очень тёплой компании:

6.2.Второй случай пользы от Сенчи (стр.237 его «Пуговицы Дантеса») в этом:
<<<
…послание [Аршиака] Вяземский отдал Данзасу, но тот вскоре вернул уже два письма – от дАршиака и от себя, тоже с объяснениями по поводу дуэли. Так возникла своего рода письменная версия случившегося, изложенная на бумаге в адрес князя Вяземского…
>>>

6.3.Третий случай пользы от Сенчи (стр.238 его «Пуговицы Дантеса») – это показания князя Педры на комиссии военного суда (вникните, уважаемые читатели, в зафиксированные судом слова Вяземского!):
<<<
…Господин Даршиак вызвался изложить в письме все случившееся, прося меня при том показать письмо Господину Данзасу для взаимной проверки и засвидетельствования подробностей помянутой дуэли…
>>>

Вот же ж каким боком, кстати, якобы не ведавший ничего о дуэли князь ПедрА оказался притянут к рассмотрению дела в суде. Только потому, что Аршиак вызвался ему писать, видите ли! А чего это  поспешно отъезжающему за границу «чоткому пацану» вздумалось тратить время на реляции в адрес какой-то ни пришей к звезде рукав ГнидоПедры Вяземской? А для сверки через Вяземского показаний с Данзасом, оказывается! И чтоб князь ПедрА заодно причесал возможные нескладухи и был в курсе деталей, чтоб впоследствии правильно, по-имперски распедаливать дуэльное дело всем интересантам!

[Очень даже пришей к звезде рукав был П.А.Вяземский. Вот ещё одно подтверждение поганой роли этой ГнидоПедры в судьбе Пушкина - idohturov.]

И что, всё это происходило согласно спонтанной собственной воле каждого из этой троицы, которая после дуэли не только вела переписку, но и совместные переговоры? Ага, блажен, кто верует!

7.Вопреки процедуре, в отличие от Дантеса Данзас не был арестован сразу после дуэли. Типа милостью императора. Типа дежурить-ухаживать, типа лепший друг. Вот время для выработки с подельниками официальной проимперской версии дуэли и появилось!

[Данзасова ответка в виде звонкого поцелуя монаршей задницы долго ждать себя не заставила:

]

+++

Ну как, «просветлел» ставший в 1857 году генералом «тёмный» секундант Данзас? Почему, кстати, долго становился? Наверное, потому, что шикарные каламбуры не мог острить.

Может, и потому, что по недалёкости своей ляпнул чегось не тось на суде, вот и пришлось имперской гэбухе изымать из судейского дела два листа и отодвигать генеральский звездопад на погоны клиента на 20 лет!

ПС

Таки да, прав А.Зинухов! Не надо мусолить путаные показания Данзаса. Истине это ни к чему.

Может, хотя бы последний из оставшихся в живых непосредственных участников дуэли – подпол Данзас – не был повязан имперской гэбухой? Может быть. Однако на быстрый приклад детали дуэльного дела Сергеича говорят, что во-первых, росимперцы поработали с Данзасом если не до дуэли, то после (пусть с виду и косвенно), и во-вторых, как секундант Пушкина сей клиент был более угоден именно противной стороне. Его какое-то нейтральное, вяло-инертное поведение во время подготовки и в ходе самой дуэли, резко контрастирующее с чёткостью секунданта Дантеса Аршиака, было вовсе не в интересах Сергеича.

Моё внимание на проблемную «темноту» этой фигуры вслед за А.Зинуховым («Не путаные воспоминания Данзаса … следует бесконечно мусолить…«) обратил выступивший на полях Интернета некий Николай Кофырин (вроде криминолог, следовательно, непрофессиональный пушкинист!) со своей публикацией «Предал ли Пушкина Данзас» [вот ни много, ни мало! - idohturov].

К сожалению, то, что этот интересант последней дуэли Сергеича находится больше в состоянии угадывания, а не обоснованной и хорошо продуманной логики, сразу видно по цитате
<<< 14 февраля 2016 года на сайте «Эхо Москвы» я написал пост «Заговор против Пушкина». В 20:15 появился комментарий Г.М.Седовой: «По всей видимости, Данзас – глава заговора против Пушкина!» Я ответил: «Скорее всего, Данзас мог быть только соучастником. Организатором мог быть только император…» >>>,
поскольку император – не организатор дуэли (в этих словах Кофырина – попытка угадать, а не разумение), а бенефициар (а в этих моих словах – логика). Общая слабость мыслей Кофырина подтверждается и тем, что он не в курсе, кто автор «Диплома рогоносца», а это было интуитивно понятно с 2012 года даже костиным. Тем не менее, то, что Кофырин сообщает по дуэли и по Данзасу (хоть и несколько сумбурно, что, возможно, вызвано его полемикой с некоей Седовой Г., по всему «непомнящей пушкинисткой»), несомненно является полезным. Почему? Потому что из информации Кофырина можно сделать неожиданные и важные для для исследования дуэльного дела Пушкина выводы.

1.Кофырин предположил, что Данзас сообщил гэбухе о предстоящей дуэли:

<<<Возможно, чтобы спасти Пушкина и обезопасить себя, Данзас, как человек военный, сам донёс в 3-е отделение о готовящейся дуэли, в надежде, что жандармы не допустят поединка и этим он спасёт первого поэта России. Это, кстати, объясняет и то, почему Данзас отказался от сделанного ему Дантесом предложения скрыть своё участие в дуэли..

…

«На стороне барона Гекерена и Дантеса был, между прочим, и покойный граф Бенкендорф, не любивший Пушкина». Одним только этим нерасположением, утверждает Данзас, и можно объяснить, что дуэль Пушкина не была остановлена полицией. >>>

[Любопытна приведённая Кофыриным цитата гэбэшного чина Дубельта: "Начальник штаба корпуса жандармов генерал Л.В.Дубельт признавал: «Да, мы знали о предстоящем поединке, но жандармы по ошибке были направлены в Екатерингоф».]

2.В том числе цейтнотом Данзаса Н.Кофырин оттеняет и медицинские аспекты дуэли:

<<< По воспоминаниям Данзаса из раны Пушкина кровь лилась «рекой». Однако секундант не взял никаких лекарств и материалов для перевязки в случае ранения. Данзас объяснял это тем, что «был взят в секунданты за несколько часов до дуэли, времени было в обрез, и он не имел возможности подумать о первой помощи для Пушкина».

… А может быть, Данзас надеялся, что жандармы не допустят проведения дуэли? И именно поэтому не пригласил на дуэль врача, как это было положено по дуэльному кодексу.

… Если бы Пушкина везли на санях, то привезли бы вдвое быстрее и, значит, раненый потерял бы меньше крови.

... Согласно исследованию уральского хирурга Михаила Давидова («Дуэль и смерть А.С. Пушкина глазами современного хирурга») ошибка Данзаса в том, что Пушкина с места дуэли повезли не в госпиталь, где могли оказать хоть какую-то помощь, а домой.

… Данзас в течение трёх (!) часов искал хирурга по всему Петербургу.

… Данзас встретил выходившего из ворот доктора Шольца. Выслушав Данзаса, Шольц сказал ему, что он, как акушер, в этом случае полезным быть не может, но что сейчас же привезёт к Пушкину другого доктора. Шольц пригласил хирурга К.Задлера, который к этому времени уже успел оказать медицинскую помощь легко раненому Дантесу. [!-idohturov] >>>

3.У Кофырина говорится и о «Дуэльном кодексе»:

<<< Согласно «Дуэльному кодексу» того времени «как оскорбитель, так и оскорблённый, должны драться на дуэли сами лично. Заместители допускаются только в следующих случаях: а) сын может заступать своего оскорблённого отца, если последний слишком слаб для получения удовлетворения за оскорбление; если возраст оскорбителя подходил бы более к летам сына, нежели отца, и наконец, если последнему уже минуло 60 лет…»

…

«Дуэльный кодекс» того времени гласил:

377. Перед началом дуэли противники обязаны допустить секундантов противной стороны осмотреть их, с целью удостовериться в соблюдении вышеуказанных условий. Секунданты обязаны всегда исполнять эту формальность. Врачи стоят в нескольких шагах за секундантами.

454. Раненный первым выстрелом имеет право стрелять в противника, который не обязан приближаться к нему, в течение одной минуты с момента получения раны.

Запрещены:

492. Какие-нибудь резкие телодвижения противника, выстрелившего первым, ожидающего выстрела противника.

495. Секунданты противной стороны, стоящие рядом с ним, имеют право застрелить противника, совершившего нарушение. >>>

4.Кофырин даёт сведения и о последуэльных деталях судьбы Данзаса:

<<< После дуэли Данзаса должны были арестовать, однако ему было разрешено императором не покидать Пушкина до его последнего часа.

…

За секундантство на дуэли Пушкина Данзас был приговорён к повешению. Однако по ходатайству военного и надзорного начальства (!) император заменил это наказание на два дополнительных месяца ареста в Петропавловской крепости. На свободу Данзас вышел уже 19 мая 1837 года. Через два года после дуэли, в 1839 году, был награждён орденом Святого Станислава 2-й степени; в 1840 году к этому ордену была пожалована императорская корона. В 1844 году получил чин полковника, а в 1857 году вышел в отставку с присвоением чина генерал-майора. >>>

+++

Н. Кофырин, задаваясь достаточно очевидными вопросами (Почему Данзас не произвёл осмотр одежды Дантеса до дуэли и после дуэли? Почему секундант Данзас не прекратил дуэль после ранения Пушкина? Почему Данзас подал Пушкину другой пистолет, что также было нарушением правил дуэли (на это указал секундант Дантеса д’Аршиак)), заключает, что обвинять К.К.Данзаса «нельзя … за отсутствием прямых улик. Однако косвенные улики говорят не в пользу Данзаса«.

Однако, используя информацию Кофырина, можно сделать и другие выводы. Об этом – в последующих заметках.

Очередная фигура дуэльного дела Пушкина – это виконт Аршиак (префикс д’ опущен для краткости), который атташе (или секретарь) французского посольства, читай, негласный сотрудник французской разведки.

Интересный вообще-то пацан этот «чоткий» мусье!

1.Вот так вот взять и смыться с непростой работы, для которой требуются непростые кадры! Уверен, стало быть, был Аршиак, что предстоящие разборки с начальством будут для него как с гуся вода.

2.И отпустили же его росимперцы, прекрасно зная, что чел проходит по уголовному делу кандидатом в висельники (!), и без всяких арестов, очных ставок и тому подобных допросов-протоколов-объяснительных! А ведь какие проблемы быстроногому фельдъегерю задержать мусью по пути? Тормознула же имперская гэбуха в своё время Шетарди, которого ободрали на границе как липку и плевать хотели на его ранг королевского посланника!

3.Да ещё письмо Вяземского заграничному адресату прихватил Аршиак с собой! Т.е. уверен был пацан, что пропустят его и местные блок-посты, и погранцы на границе. Гарантия, значит, ему была от росимперских, в виде беспроблемной подорожной и разрешения на выезд. Следовательно, тем, кто визировал ему паспорт, не нужно было беседовать с мусьёй на тему дуэльных деталек – им и так всё было ясно!

Таки замазан был сей «чоткий» виконт, определённо замазан!

[Вообще, надо иметь в виду, что ВСЕ иностранцы у имперской гэбухи были учтены, поскольку каждая заграничная персона проходила по специальному разделу в одной из экспедиций 3-го отделения. Следовательно, инфа, в том числе компрометирующая, там собиралась, и отчёты в папки подшивались. О таком положении дел история генерала Донадье как раз и вещует.]

Скорее всего, в кармане у Аршиака помимо письма князя Педры была ещё официальная реляция от Бенкендорфа, посредством которой ему можно было оправдаться перед своим руководством за оставление рабочего места, некая заведомо уважительная причина прекратить исполнять свои обязанности. К примеру, если он сам тотчас не уедет добровольно, то его махом уедут под конвоем по таким-то веским основаниям. Ну так, как в марте 1837 г. уехали Дантеса по резолюции императора.

Что ещё любопытного имеется по Аршиаку? А резкая перемена в поведении его как секунданта, если январь-1837 с ноябрём-1836 сравнивать. Если тогда, в ноябрьских разговорах с коллегой – секундантом Сергеича Соллогубом – виконт распедаливал, «что он всю ночь не спал, что он хотя не русский, но очень понимает, какое значение имеет Пушкин для русских«, то в январе это его понимание куда-то улетучилось. Это раз. В январе Аршиак буквально гнал Сергеича к барьеру, как на пожар, буквально не давал передохнуть, бомбардируя его своими записками. Это два.

Я полагаю, что такое переобувание виконта в прыжке было следствием нарисованного ему росимперской гэбухой предложения, от которого клиенту невозможно было отказаться. А с учётом оперативности и беспроблемности убытия его с территории, управляемой Росимперией, становится понятно, что во втором дуэльном эпизоде дела Пушкина «чоткий» Аршиак был марионеткой Бенкендорфа и просто исполнял получаемые от жандармского куратора инструкции.

ПС

Аршиаку, наверное, даже заплатили, и за участие, и чтоб не жужжал впоследствии лишнего.
Допустим, сумму в сколько-то годовых окладов, вполне покрывающую расходы на что-нибудь существенное, типа открытия собственного небольшого магазинчика – подобно тому, как в повести Сергеича заплатил Дефоржу Дубровский.

Здесь хотя и кратко, зато плотно речь пойдёт об одной из ключевых фигур дуэльного дела Сергеича – Дантесе. Портянки про его «благородство» и про детальную биографию вплоть до поросших седым мхом колен пусть расписывают витали щёголевы и всякие там костины, а мне исключительно важен один лишь приведённый А.Зинуховым факт получения Дантесом задания от имперской гэбухи по делу Донадье и последующего отчёта сего конногвардейского танцора перед жандармским чином Орловым.

Какая ещё информация о подобных контактах этого несостоявшегося голландца с росимперскими фигурами имеется в наличии?

1.Последуэльная встреча Дантеса с одним из высших представителей империи – братом императора – уже упоминалась.

2.Даже в Википедии (!) говорится, что длительное время Дантес был имперским агентом:

<<<
Многие годы Дантес был связан с русским посольством в Париже и являлся его осведомителем: так, посол Киселёв писал канцлеру Нессельроде 28 мая 1852 года: «Господин Дантес думает, и я разделяю его мнение, что Президент (Луи-Наполеон) кончит тем, что провозгласит империю» .

Почти через тридцать лет, 1 (13) марта 1881 года, князь Орлов в шифрованной телеграмме министру иностранных дел передал следующее: «Барон Геккерн-д’Антес сообщает сведение, полученное им из Женевы, как он полагает, из верного источника: женевские нигилисты утверждают, что большой удар будет нанесён в понедельник». Речь шла о покушении на Александра II.
>>>

3.В мае 1852 г. Дантес встречался в Потсдаме и с самим росимператором, типа в качестве доверенного лица президента Луи-Наполеона. Зачем? Скорее всего затем, чтобы прозондировать мнения российского, австрийского и прусского «коллег» Луи насчёт его желания стать французским императором Наполеоном III. Почему именно Дантес был определён в посланники? А похоже, Луи в курсе пребывал, что не чужак этот персонаж для по меньшей мере пары «коллег» – и по старой памяти для российского, и для австрийского, где в голландских послах уже несколько лет подвизался барон Геккерн. Коля-раз пробухтел насчёт этой встречи  с Дантесом какую-то лабуду, типа «что он не примет его как официального представителя «вследствие решения военного суда, по которому он был удалён с императорской службы», но будет говорить с ним как с «бывшим офицером гвардии, осуждённым и помилованным»«. Сиречь, и спустя 15 лет после 1837 года Николаша-»Параша» отнёсся к Дантесу на словах как к своему бывшему, а на деле бывших в гэбухе не бывает, как известно.

Якобы в качестве благодарности за исполненное поручение Наполеон III пожаловал Дантесу лычку несменяемого сенатора с симпатичным прицепчиком в виде нехилого оклада (почувствовать денежную «дельточку» можно, если сравнить назначенное содержание с нытьём папаши Дантеса в письме Геккерну по поводу сумм, направляемых на «подогрев» начинающего росгвардейца). Что-то многовато для не очень обременительной миссии по сбору мнений, не требующей от посыльного каких-либо выдающихся подвигов, не так ли? То ли дело, если к ответному посланию российского императора была присовокуплена соответственная и убедительно подкреплённая просьба.

4.Косвенно вербовка Дантеса имперской безопасностью подтверждается тем, что ему легко сходило с рук разгильдяйство на кавалергардской службе. Ибо не там, не во фрунте или в казармах конногвардейского полка находились его главные обязанности!

+++

Так чем же сердце успокоилось у этого помилованного российским императором и облагодетельствованного французским долгоиграющего жандармского агента?

А вот чем (цитируется по Википедии):
<<<
По рассказу внука Дантеса, Луи Метмана, его дед «был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой, что, не будь этого несчастного  поединка,  его  ждало  незавидное  будущее командира полка где-нибудь в русской провинции с большой семьёй и недостаточными средствами».
>>>

Что значат эти слова Дантеса? А буквально то, что не будь дуэли, был бы он никто!

Что значит блестящая политическая карьера? А то, что от имперских персон, распоряжающихся громадными, недоступными для обычного клиента суммами, Дантесом получено вознаграждение за некую очень важную для них услугу!

Итак, Дантес и до дуэли был жандармским агентом и после многие десятилетия оставался на связи с имперской разведкой, а по его же словам всем своим счастьем он был обязан «несчастному поединку». Следовательно, щедрый компенсарик размером с пожизненное безбедное существование он получил за дуэль, за результат, за то, что смертельно ранил Сергеича. И получил он эту компенсацию именно от Росимперии, поскольку другим империям судьба невыездного русского поэта заведомо была безразлична.

Следовательно, Росимперия была заинтересована в смерти Пушкина!

Вот где хоть и не стопроцентная, но таки приличная корреляция моего взгляда на дуэльное дело Сергеича с идеями Александра Зинухова. Почему не стопроцентная? Потому что Зинухов выставляет исключительно Бенкендорфа в качестве главной пружины заговора против Пушкина, оставляя Николая практически белым и пушистым в этом деле.

ПС1

По своей ли воле действовал Дантес, когда выходил в январе к барьеру?
Нет! По своей воле он увернулся от дуэли в ноябре.

ПС2

И в Бадене отнюдь не каламбурил Дантес с братом императора, а получил из первых рук инструкции, как в дальнейшем распедаливать во всякоразных беседах дуэльное дело, и заодно оговорил суммы и сроки бонуса за выполненное по приказу Росимперии задание.

Сам факт фабрикации Вяземским в компании с имперскими гэбистами «письма графу» одним щелчком сшибает драпировочный флёр правдивости с предлагаемой потенциальным интересантам дела Пушкина лживой официальной версии дуэли. Все эти брехливые «многие тайны», которыми пытался «окутать» в угоду империи последние дни жизни Сергеича гнилой князь Педра, исчезают без следа.

М. М. Сафонов в статье «Кровь Пушкина и на семействе Вяземских?« (Петербургский исторический журнал № 3 (2019)) приводит эту слепленную Педрой и посланную брату императора Михаилу Романову  официальную туфту:

<<<
«Бартеневу Вяземские изложили созданную ими в феврале 1837 г. легенду о гибели  Пушкина, но с некоторыми добавлениями. Напомним основные черты этой легенды. Дантес ухаживал за Пушкиной. Получив анонимные письма, Пушкин вызвал на дуэль Дантеса; чтобы расстроить дуэль, Геккерн распустил слух, что Дантес добивался руки свояченицы Пушкина Екатерины Гончаровой. Пушкин узнал об этом уже после того, как тетка невесты Е. И. Загряжская и Геккерн договорились о свадьбе, и взял назад свой вызов. Свадьба не разрядила напряжения, но лишь его усилила. Свет решил, что Дантес принес себя в жертву, чтобы спасти честь Наталии Николаевны. Реакция общества усугубила положение впечатлительного поэта. Дантес продолжал ухаживать за его женой. Сплетни возобновились. Пушкин, желая кровавой развязки, написал Геккерну оскорбительное письмо. Дантес вызвал Пушкина на дуэль».
>>>

Угодил ли князь Педра имперцам  своей брехнёй? Ответ «да» подтверждается дождём чинов и регалий, просыпавшихся на него впоследствии – от академика и генерала в августе 1839 г. через главного по печати и цензуре [!-idohturov] ещё при Николае в 1855 г. до замминистра народного просвещения [!-idohturov], сенатора, члена Госсовета.

Уж просветил народ этот б.у. главный цензор и заместитель министра своим враньём про Пушкина, так просветил! Зато не напрасно пыхтел-старался, получив за свои потуги от империи лычки сенатора с креслом госсоветника и фишками обер-шенка впридачу!

ПС

По имеющейся современной, т.е. без дореволюционных «ятей» и «фит» литературе о дуэльном деле Пушкина видно, что нынешние «литературоведы» и «пушкиноведы» на зарплате будут до последнего держаться за эту «официальную» от послужившего империи «народного просветителя» легенду. Типа новаторские вариации оной (наподобие «сперматозоидно-самоубийственных» фантазий от всякоразных костиных) всё одно в итоге будут укладываться в педро-вяземское «Пушкин, желая кровавой развязки, написал Геккерну оскорбительное письмо«. Поэтому легко предвидеть, что вся эта непомнящая публика и в отношении фальшивого «письма графу» будет пыжиться в стиле Председателя Пушкинской комиссии, когда тот в ответ на информацию, что Сергеич сам сработал «Диплом рогоносца», поначалу якобы «растерялся как-то» и поэтому «печатно не реагировал», а потом, когда его молчаливая «растерянность» затянулась до неприличия, вылупился и объявил истину тошнотворным наветом на оберегаемый им имперский «официоз».

Какая же всё-таки может быть польза от » профессиональных пушкинистов»? А вот только такая: в своей якобы основанной на бесспорно-достоверных документах-архивах-воспоминаниях-записках лживой туфте они местами проговариваются [по недомыслию, ибо были бы хоть каплю умнее, то молчали бы рыбой об лёд о неких фактах, с которых сдуй драпировочную шелуху, и voila! - idohturov]. Вот в поисках таких крупиц (нет, не вацурски-никчёмных, а информационно-острых, но с той грани, о которой все эти непомнящие вацуры и не подозревают) и приходится шерстить авгиевы конюшни тухлой «профессиональной пушкинистики», к примеру, упомянутую гнилую «Дуэль и смерть Пушкина» Щёголева.

В предыдущей «Охоте на поэта #3» одна такая «крупица» была указана – факт многократных встреч-бесед голландского барона Геккерна с НН («…вы подстерегали мою жену по всем углам…«, – пишет Сергеич), заявленный в категорическом по мнению Щёголева доказательстве – указании этого лжеца.

+++

Какие же ещё важные для дуэльного дела Пушкина информационные бриллианты удалось откопать в щёголевском гнилье? Найти удалось вот что. Может, это не всё, может, и ещё что-нибудь осталось, ускользнуло – устаёшь ведь от вони этой «профессиональной пушкинистики». Так что уж чем богаты…

1.Сообщения о последуэльных контактах очень интересных лиц с Михаилом Романовым.

Если взглянуть на следующие инфо-блоки из Щёголева, то с учётом факта отсылки отчётного письма-рапорта князем Педрой Вяземским [в Рим, если помните, - кто бы это сообщил ГнидоПедре, куда писать? - idohturov] этого имперского братца можно ставить за головного куратора некоей операции прикрытия. Почему? Потому что помимо Вяземского другие исключительно интересные для дела Пушкина фигуры сочли необходимым так или иначе с ним связаться.

1А) Вот, покидая границы Росимперии с концами, с ним обещает встретиться Дантес:

И ведь уверен разжалованный в рядовые безпатентный Жорж, что встреча состоится, что верхушечный росимперец его примет обязательно, и причём не в Риме или Берлине, а непременно в Бадене!!!

1Б) Вот младшему братцу пишет сам его величество Коля-Раз:

Вырабатывая генеральную линию имперской партии и сообщая головному исполнителю его воли очередные ценные указания на тему «кто виноват и что делать», Николаша – как в «Домике» Параша – продолжает «биться» с Сергеичем: и Пушкин-то сам нарвался, потому что непонятно якобы с чего якобы дерзкое письмецо накропал, и негодяй Дантес правым в деле оказался!

1В) Вот Дантес и встречается с Михаилом Романовым в Баден-Бадене (Ну, провидец Жоржик, и всё тут! Вот кого надо было Николаше ставить в главнокомандующие в Крымской войне!):

Заскучал, значит, рос-имперский супербогач на евро-курорте? Не смогли развлечь бедолагу ни балеты с вышколенными танцовщицами, ни казино, ни элитные эскорт-дамы? Вот Дантес с его каламбурами – вот это тема! Никто кроме него! Эх, сюда бы в Баден этого французского острячка для увеселения взгрустнувшей души! Или может, эти романовские душепожелания ветром каким надуло Дантесу и заодно текущий адрес местопребывания Романова сообщило, вот он и примчался по зову истосковавшегося по Жоржиковым каламбурам Мишиного сердца?

Зачем бантик на лысину вяжете, а, мусье Щёголев? Думаете нас каламбуром запудрить? Мы вам калом бурым запудрим! [По заслугам, впрочем, - idohturov]

2.Информация о резкой интенсификации «ухаживаний» Дантеса за НН после свадьбы с Е.Гончаровой:

3.Сообщение о цели интенсификации – постоянно раздражать и довести Сергеича до нужной степени каления, до реагирования в той или иной форме (например, до очередного вызова):

4.Сообщение об оперативном контакте Геккерна со Строгановым сразу после пушкинского письма и о получении от того инструкции что делать:

5.Сообщение о дате ноябрьского вызова Сергеича (т.е. ответ на вопрос #0 !):

Виконт Д’Аршиак – «чоткий пацан». Это видно не только по аккуратности его мысли в записках Пушкину, но и по поведению.

Поэтому вызов Сергеича Дантесу был сделан 2-го ноября! Ничего Д’Аршиак не перепутал! Это раз. И инструкция Пушкина Соллогубу от 16 ноября 1836 г. договориться только «о материальной стороне дуэли» тоже даётся вовремя – строго по истечении двухнедельной отсрочки! Это два. Или у «проф-пушкинистов» 16-2 не равно 14?

Поэтому не имеет никакого отношения разосланный на 2 дня позже «Диплом рогоносца» к вызову, посланному Пушкиным Дантесу!

Что это значит?

Что «маленькая неточность» понадобилась Щёголеву только для того, чтобы соврать, тупо подгоняя дату вызова Пушкина под дату «Диплома рогоносца«. Что на помойку вслед за Щёголевым можно выкидывать не только опусы мадам Абрамович, но и опирающиеся на них и прочую «проф-пушкинистику» (советскую или российскую – без разницы) витало-серенные песни итальянской эстрады!

Это значит, что место всей этой лже-пушкиноведческой трухни, где вызов Сергеича Дантесу стоит после «Диплома«, – на свалке для мусорной литературы!

ПС

Прикупивши и пролиставши днесь свежую книгу «Пуговица Дантеса» некоего Виктора Сенчи (Москва, Алгоритм, 2019), обещающую исследовать «причины гибели великого русского поэта» и раскрыть «тайны, связанные с именем…«, я пытаюсь понять, чего им всё неймётся? Им – всем этим непомнящим серенам и примазывающимся к ним сенчам? Сенча этот, в изобилии ссылающийся на Педру Вяземского вкупе со старше-младшими Гекккернами и уже этим заработавший место на литературной помойке, доисследовался до того, что в пику Сергеичу на стр.280 объявил Дантеса настоящим дворянином! Уж раскрыл тайну, так раскрыл! А пацаны-то и не знали! Ведь по Сенче ежели, то Пушкин бесчестно соврал, характеризуя Дантеса как подлеца и негодяя!

Я упоминаю сей очередной, хоть и современный, но гнилой по-старому опус только потому, что в дальнейшем он будет 2-3 раза использован исключительно в духе настоящей публикации, сиречь, хоть шерсти клок с паршивой овцы.

Из вышеперечисленного легче всего ответить на вопрос #4. Для этого достаточно прочитать содержащую важнейшую для темы информацию заметку историка М.М.Сафонова «Существует ли тайна Жоржа Дантеса?» (Петербургский исторический журнал № 1 (2015)). Правда, больше половины его статьи уделено разбору очередного опуса Серены Витале, с выводами относительно оного «…сшито белыми нитками«, или «Всё это, увы, иногда граничит со словоблудием, призванным прикрыть исследовательскую бесплодность и заменяющим сложный анализ…«, или «К сожалению, в трактовке дуэльной истории С. Витале не оригинальна. Она опирается на работы советских пушкинистов, перетасовывая добытые ими факты…» [Возможно, и надо было так убедительно пришпилить эту итальянскую фантазёрку, стремящуюся накропать что-нибудь эдакое про "высокую" любовь, для раскупаемости приправив сию квашню пушкинским супербрендом. Но я бы не стал: по своей воле с только лишь подобной туфтой иметь дело - себя не уважать. А вот за "опору этой Витали на советских пушкинистов" Сафонову  спасибо, поржал - idohturov.]

А вот то ли дело инфа по голландскому послу барону Геккерну! Прочитаешь следующие строки Сафонова и поймёшь, что голландский-то барон был говно со всех сторон:

<<<

Посланник давно уже привлек к себе внимание таможенных чиновников. Он слишком часто злоупотреблял привилегиями, которые ему предоставлял его дипломатический статус: выписывать вещи из-за границы, не уплачивая торговой пошлины. Департамент внешней торговли был даже вынужден сделать Министерству иностранных дел особое представление о том, что, что к этому человеку слишком часто доставляют «значительные партии вещей» от редких вин до мебели. Дипломат ими и приторговывал, превратив свою привилегию в доходный промысел. Но не склонность к барышничеству была его главной страстью. В петербургском свете посланника прозвали «Нестором развратной молодежи».
«Он окружил себя молодыми людьми самого наглого разврата». Среди них оказался и Жорж Дантес, перебивавшийся, что называется «с хлеба на воду». Казалось, Дантес должен был стать легкой «покупкой» Геккерна. Посланник был готов расплатиться с понравившимся ему юношей всем своим состоянием. Коммерческая сделка была лишь вопросом времени. Но для того, чтобы Дантес мог переехать в дом посланника и соблюсти при этом светские приличия, необходимо было получить официальный статус его родственника. Геккерн предложил французу свое имя, титул и герб. Но чтобы Дантес мог получить их, требовалось соблюсти ряд официальных формальностей, выполнить которые
было почти невозможно.
В мае 1835 г. Я. Геккерн покинул российскую столицу и отправился за границу. Официально дипломат ехал лечиться. Но настоящая причина заграничного вояжа заключалась в том, чтобы всеми доступными ему средствами легализовать совместное проживание в его доме нидерландского посланника кавалергардского поручика Дантеса. Барон намеривался привязать юношу к себе навсегда. Приобрести фамилию, титул и состояние Геккерна было вершиной желаний небогатого француза, жившего на подачки родного отца и вынужденного пользоваться денежным вспоможением, которое назначила ему императрица Александра Федоровна. Самый простой путь заключался в официальном усыновлении. Но для законного усыновления существовал целый ряд непреодолимых препятствий.В Нидерландах в это время действовал французский гражданский кодекс. Согласно ему, усыновлять можно было только родственников. Усыновляемый должен был быть несовершеннолетним и проживать в доме усыновителя не менее 6 лет. Усыновителю должно было быть не менее 50 лет. Геккерн и Дантес не являлись родственниками. Отец юноши еще здравствовал. Геккерну не было еще 43 лет, а Дантесу шел уже 25-й год, и он не жил в доме усыновителя. Если отец Жоржа и его семейство вряд ли могли препятствовать планам барона, сулившим им несомненную материальную выгоду, то этого никак нельзя было ожидать от многочисленных родственников Геккерна, для которых замысел барона мог обернуться имущественными потерями. Усыновлять же не родственника, да еще при живом отце было задачей почти неразрешимой.
В конце 1835 г. выяснилось, что в деле усыновления возникли определенные трудности. Король Нидерландов Вильгельм I не хотел отступать от существующего законодательства об усыновлении.
>>>

[Цитируется без купюр ввиду исключительной важности этой инфы и особенно того, что Сафонов сообщает далее]

Геккерн делает всё,
<<<
«чтобы найти выход из безнадежной ситуации, сложившейся с усыновлением Жоржа. Чтобы преодолеть формальные юридические препоны, Геккерн обратился к амстердамскому адвокату А. Брюхману. Адвокат предложил комбинацию, которая имела такие же юридические последствия, как и официальное усыновление. Геккерн и его «сын» должны были обратиться к королю с прошением, но не об усыновлении, а о зачислении французского дворянина Дантеса в нидерландское дворянство и о предоставлении ему права носить имя и герб Ван Геккернов. Для этого нужно было подать королю два прошения: от Дантеса и от Геккерна, поддерживающего прошение юноши. Очевидно, Геккерн разъяснил Дантесу, что именно он должен написать в своем прошении. 26 февраля (9 марта) Жорж отослал «отцу» свое прошение. В прошении Дантес указал, что местом его «постоянного проживания» является дом адвоката А. Брюхмана в Амстердаме, в настоящий же момент он находится в резиденции посольства Нидерландов в Петербурге. На самом же деле он там не жил, несмотря на то что Геккерн предлагал ему собственные апартаменты. Дантес сообщил королю, что с разрешения родителей уже несколько лет вверился попечению посла Нидерландов в Петербурге Геккерна, который воспитывал его, заботливо ухаживал за ним, и обращался с ним как с собственным сыном. Жорж указал, что покинул Францию в 1830 г. с твердым намерением никогда в нее не возвращаться. С этого времени, то есть уже 6 лет, местом его постоянного проживания стала посольская резиденция его приемного отца, поэтому проситель полагал возможным считать, что всё это время он находился «под нидерландским покровительством», порвав навсегда с прежним отечеством. Поскольку его приемный отец решил оставить ему в наследство свое имущество и, если это возможно, дать ему свое имя и титул, Дантес просил короля предоставить ему возможность полностью осуществить эти намерения и вместе с имуществом, именем и титулом Геккерна получить подобающие им в Нидерландах привилегии. Дантес подчеркнул, что сам принадлежит к баронскому роду своего прежнего отечества, поэтому имеет достаточно прав носить тот же титул, какой имеет его приемный отец, представитель одного из почтеннейших родов в Нидерландах. Дантес просил короля выдать ему свидетельство об инкорпорации его в нидерландское дворянство с полномочиями называться Жорж Шарль барон ван Геккерн, иметь право носить герб и пользоваться подобающими гербу привилегиями.
30 марта (11 апреля) Геккерн подал прошение Вильгельму I. Он просил о милости, имевшей для него «огромную важность» и которую он поставил бы выше всех других милостей, когда-либо полученных от короля. Геккерн писал о том, что дожил до 43 лет, но не имел ни семьи, ни детей. Чтобы восполнить «отсутствие тех близких отношений», кои существует между родителями и детьми, он несколько лет воспитывал с согласия его родных юного барона Дантеса, отпрыска старого дворянского рода. Геккерн в бытность чрезвычайным послом Нидерландов в России заботился о нем как о собственном сыне, когда тот постоянно проживал у него всё это время. Геккерн решил передать Дантесу, которого «длительное время» считает приемным сыном, всё, чем располагает. То есть с разрешения родителей юноши «дать ему и оставить в наследство свое имя и имущество». Самым лучшим способом сделать это было бы усыновление. Все условия такой операции, установленные действующим Сводом законом, налицо, кроме одного: усыновитель еще не достиг 50 лет, как того требует закон. Но подобная операция имеет ряд негативных сторон, которые побуждают Геккерна отказаться от нее. Приемный сын получил бы имя и имущество усыновителя, но, будучи иностранцем, остался бы таковым после усыновления. В таком случае преданное ему имущество перешло бы в руки иностранца и это ни в коей мере не привязало бы усыновленного к отечеству его приемного отца. Усыновление не может дать усыновляемому новое отечество, но Геккерн, будучи нидерландским дворянином и патриотом, стремится именно к этому. В противном случае ему ничто не помешало бы передать свое имущество приемному сыну путем простого завещания, но тогда оно стало бы собственностью француза.
Чтобы устранить эти неблагоприятные последствия усыновления, Геккерн просил короля в ответ на прошение Дантеса не только разрешить передать ему свое имя, но и инкорпорировать его в нидерландское дворянство с принятием имени и титула барона Ван Геккерна, против чего представители этого рода возражений не будут иметь. Поскольку же по конституции Нидерландов принятие в нидерландское дворянство исключает все прочие, имущество Геккерна перейдет не иностранцу, но поданному королевства, нидерландскому дворянину. Геккерн выражал надежду на то, что король впоследствии разрешит ему отступить от положения, согласно которому усыновителю должно быть не менее 50 лет, пока же просит удовлетворить прошение Дантеса инкорпорировать его в нидерландское дворянство на тех условиях, на которых он ходатайствовал об этом.
Таким образом, все фактические подтасовки, содержавшиеся в прошении Дантеса, Геккерн «прикрыл» патриотическими мотивами в собственном прошении. Очевидно, оба просителя были вполне достойны друг друга. Расчет их строился на том, что за дальним расстоянием будет невозможно в короткий срок проверить достоверность фактических данных, приводимых в обоих документах. Но наиболее уязвимое место в комбинации, выработанной Геккерном и Брюкманом, заключалось в том, что Дантес находился в военной службе российского императора, а этого нидерландскому дворянину без разрешения короля делать не позволялось, и Геккерн об этом не мог не знать.
Но помимо опасений, что подтасовки вскроются, Дантес не мог не бояться того, что сама необычность ситуации, поспешность и настойчивость, с которой Геккерн старался осуществить свой план, наконец, слухи о сексуальной ориентации нидерландского дипломата не позволят реализоваться их общему замыслу. И опасения эти были не напрасны. Министр юстиции Ван Маанен и Высший совет дворянства не спешили дать положительное заключение на оба прошения. Приведенные в них доводы находили неубедительными. Один из членов Совета задался вопросом, какие причины могли заставить Геккерна предоставить Дантесу такие привилегии. Намек на гомосексуальные наклонности дипломата был всем понятен. Осталось неизвестным, прибегал ли Геккерн к каким-то закулисным ходам, но 2 мая было принято вначале решение натурализовать Дантеса, а потом инкорпорировать в дворянство.
На следующий день Геккерн от имени Дантеса подал прошение королю о натурализации. 5 мая король своим указам постановил: натурализовать Дантеса, инкорпорировать его в нидерландское дворянство, разрешить ему принять имя Жорж Шарль барон ван Геккерн с правом носить причитающийся этому имени и титулу герб и пользоваться связанными с ними привилегиями. Однако Вильгельм позволил Дантесу, как того и хотел Высший совет дворянства, воспользоваться этой милостью только через год после того, как о ней будет напечатано в Нидерландской государственной газете и других печатных изданиях, издаваемых в провинциях, где живут члены рода Геккернов с сохранением права отменить это решение, если против него будут предъявлены законные возражения.
Во время аудиенции у короля Геккерн пробовал настаивать на срочной выдаче Дантесу соответствующего диплома и даже подал об этом ноту. Но Высший совет дворянства и министр юстиции настояли на выдаче временного диплома, который через год должен был быть обменян на настоящий.
22 мая 1836 г. на частной аудиенции у Николая I нидерландский посланник Геккерн объявил, что он усыновил поручика кавалергардского полка Жоржа Дантеса и передал ему свое имя и титул. На следующий день об этом была поданы официальные документы. 12 июня царь удовлетворил просьбу Геккерна, а две недели спустя появилось постановление Сената. С тех пор поручик Кавалергардского полка Егор Георгиевич Дантес, как его называли русские документы, стал именоваться бароном Геккерном.
Между тем никакого «усыновления» в действительности не было и не могло быть. Как ни дерзко это было на самом деле, Геккерн сознательно ввел в заблуждение вначале нидерландского короля, а потом и русского царя. Царю он сообщил, что «официально усыновил» кавалергардского поручика по указу нидерландского короля. Высший совет дворянства признал за ним право носить фамилию, титул и герб Геккерна. Но то, что посланник назвал усыновлением, как мы видели, юридически называлось иначе. «Это усыновление, — писал вюртембергский дипломат Х. фон Гогенлое-Киршберг 23 мая, — стало предметом разговоров в петербургских салонах и послужило основанием для шуток малоприятных для обоих Геккернов». Императрица Александра Федоровна, ранее симпатизирующая Дантесу, с этого времени стала называть его «новорожденным» или «безымянным», употребляя это выражение с оттенком иронии.
Геккерн, который пытался предвидеть всё, не мог не знать о том, что говорят в свете по поводу его самого и его «новорожденного» «сына». Нейтрализовать все эти разговоры можно было только одним путем. Жорж должен был жениться или, по крайней мере, продемонстрировать свое желание — это сделать и тем самым закрыть рот всем любителям позлословить. Дело о «браке» должно было быть достаточно громким, чтобы произвести еще больший шум, который заглушил бы все языки, судачившие о странном «усыновлении».
>>>

НЕ БЫЛ ДАНТЕС БАРОНОМ ГЕККЕРНОМ!

ЧТОБЫ ДАНТЕСУ СТАТЬ ВСЕГО ЛИШЬ ГОЛЛАНДСКИМ ДВОРЯНИНОМ ПОД ИМЕНЕМ ГЕККЕРНА, ОН ДОЛЖЕН БЫЛ БЕЗ ПРОБЛЕМ, ДАБЫ НЕ ВСКРЫЛОСЬ ВРАНЬЁ ЕГО И ГЕККЕРНА В ДОКУМЕНТАХ ИЛИ ЕЩЁ ЧЕГО-НИБУДЬ НЕ ТО, ПРОЙТИ  ГОДОВОЙ ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ СРОК, ИСТЕКАЮЩИЙ В МАЕ 1837 Г., И ОБ ЭТОМ БЫЛО ОТКРЫТО НАПЕЧАТАНО В ГОЛЛАНДСКИХ ГАЗЕТАХ!

Так вот она – тайна голландского барона! Не был он отцом, а Жоржик – сыном, ни де факто, ни де юре. Это раз. Барон на пару с Жоржиком изолгался с головы до ног, в том числе письменно, в Голландии перед королём, а в России перед императором, в желании привязать к себе покрепче Дантеса (а уж задком или передком – пусть выясняют непомнящие «пушкинисты»). Это два. Походу эта  хоть и облечённая общественным званием, но таки лживая голландская педрила занималась контрабандой. Это три.

И тайну эту знал Сергеич, поскольку писал голландцу следующие слова: «так называемого сына«! Вот какой компромат на лицемера Геккерна он мог предъявить и представить этого голландского лжеца без какой-либо маски чести «в глазах двора вашего и нашего»!

НЕ БЫЛ ДАНТЕС ГЕККЕРНУ СЫНОМ, НИ ПРИЁМНЫМ, НИ НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫМ, НИКАКИМ !

И VICE VERSA!

+++

Эти приведённые М.Сафоновым исключительной важности факты не только убивают наповал вообще всю литературоведческую дрянь, камлающую за «отца» Геккерна и «сына» Дантеса. Учитывая их, любой пытливый ум рано или поздно увидит дело дуэли Сергеича в ином, истинном свете.

А если вы встречаете в тексте о Пушкине распедаливание про этих «отца» и «сына» или про Геккерна-старшего/Геккерна-младшего, то знайте – это написано с целью скрыть истину.

ПС

Дантес голландцем не стал.

На воре шапка горит. (Пословица)

Как конкретно заметал следы своего участия в деле Пушкина и заодно зарабатывал имперскую пайку князь ПедрА? А так, что из предпринятых Вяземским после роковой дуэли номеров можно составить целую программу цирка. Бл.дского.

1.Клоунада #1.

Князь ПедрА типа проспал дуэль:

[Из ранееупомянутого Сафонова]
<<< В 1900 г., когда ни князя, ни княгини не было в живых, Бартенев обнародовал, что в 1875 г. в Хомбурге В. Ф. Вяземская рассказала ему любопытнейшую историю: «…вечером 26 января 1837 года в отсутствие князя пришел к ней на минуту Пушкин и сказал ей, что будет драться с Дантесом. У княгини сидели B. А. Перовский и М. Ю. Виельгорский. Втроем они долго совещались, как быть, и до глубокой ночи ждали возвращения князя Петра Андреевича, который засиделся у Карамзиных и на другое утро встал очень поздно». Итак, Вяземский «проспал» беду из-за Карамзиных. Однако у них Вяземский засидеться не мог, потому что Карамзины были на балу у Разумовских, да и сам князь находился там же. Как неловко княгиня пыталась объяснить, почему Вяземские не попытались предотвратить дуэль! >>>

Сергеичу идти под пулю, а его пребывающему в курсе «близкому дальше некуда другу» после бала так спатеньки хочется, аж мочи нет, вот всё и проспал!

2.Клоунада #2.

Князь ПедрА единственный (!) прилюдно ломает комедию во время похоронных процедур:

[Из ранееупомянутого Голлера]
<<< Однако, когда Пушкина не стало… Он, как свойственно российским интеллигентам (может, и другим, но мы про то не знаем), начал корить себя. Рвать на себе одежды, посыпать голову пеплом. Валялся в обмороке на паперти церкви, где шло отпевание, что было, право, несколько театрально – и не только по нашим, отнюдь не сентиментальным временам, но и по древним – пушкинским. >>>

Голлер несколько неточен – князь ПедрА не обморочивался и вполне мог передвигаться: «… на пути процессии лежал, громко рыдая, большого роста князь Вяземский. Его попросили встать и посторониться». (То ли из Вересаева, то ли из Бартенева).

3.Номер с разоблачением.

Внешне чисто, ни с того, ни с сего Вяземский оказался единственным (!), кто «взял на себя задачу рассказать о причинах и предпосылках трагической январской дуэли» и рассылал по белу светушку свои филькины грамоты как тот Одесский розыск телеграммы о критическом моменте (приведённая цитата – шерсти клок от Абрамович С. с её «Письмами П.А.Вяземского о гибели Пушкина». Будет ещё чутка «шерсти» – хучь какая да польза от «неделитантского проф-пушкиноведения»!).

Но белый свет быстро разоблачил гнильё в этих вяземских грамотках:

[Из вышеупомянутой Абрамович]
<<<
«Огромные усилия», приложенные Вяземским, чтобы представить поэта лояльным верноподданным и благочестивым христианином, были очевидны для всех, кто хорошо знал Пушкина. Н. И. Кривцов прямо написал об этом Вяземскому в Петербург: «Как не стыдно тебе <…> прислать мне копию с классико-академико-чопорного описания смерти Пушкина, статьи по чести достойной лишь князя Шаликова для „Московских ведомостей“. Евгений Баратынский <…> сказывал, что ты написал другое к Давыдову, достойное и тебя и покойного; но копии с того видно ты разослал по умным людям, а нас отпотчевал булгаковским блюдом».
>>>

Итак, имеем, что даже крутая исследовательница Абрамович, и та смекнула, что князь Педра чего-то ради оставил в стороне подаваемое на балах мороженое и принялся усердно рисовать во многих экземплярах портрет Сергеича таким, каким он никогда не был, но колористика которого по кайфу императору Николаше. Что бы могло сподвигнуть Гнидопедру на именно такие «огромные усилия»? Разумный ответ очевиден – Вяземский действовал согласно чужой про-имперской воле. Например, по совету (сиречь, приказу) шефа госбезопасности Бенкендорфа.

4.Фокус с появлением ниоткуда.

Как конкретно живописал князь ПедрА свою картину маслом, где умирающий Пушкин якобы в просветлении ума пред вечным на прощание типа целует жопу Николая и присягает уваровской формуле «Православие.Самодержавие.Народность», можно увидеть у той же Абрамович. Не сблевните только от «Священник говорил мне после со слезами на глазах о нем и о благочестии, с коим он исполнил долг христианский» или от «„Скажите государю, — говорил Пушкин Арендту, — что жалею о потере жизни, потому что не могу изъявить ему мою благодарность, что я был бы весь его!“ (эти слова слышаны мною и врезались в память и сердце по чувству, с коим они были произнесены)».

Однако, сама же мадам Абрамович и обламывает весь пафос князя Педры: «Несколько слов, отрывисто произнесенных умирающим в те минуты, когда он от слабости почти не мог говорить, под пером Вяземского превратились в торжественное предсмертное заявление о преданности царю. Чтобы усилить впечатление, Вяземский пишет, что слова Пушкина врезались в его память «по чувству, с коим они были произнесены». Но слышать то, что сказал Пушкин, Вяземский не мог. Его в этот момент в кабинете не было …«

Кстати, как этот облом вяжется с заявленной С.Абрамович исторической ценностью писулек князя Педры?

5.Номер в духе верноподданности.

Сам же Вяземский в этих письмах целует императорскую задницу аж со перезвонами: «Государь был тут велик и прекрасен, в особенности когда он <…> выражал свою волю сам, а не через посредников, которые искажали и обессмысливали его намерения».

6.Переобувание в прыжке.

Зря Стелла Абрамович [вслед за Казанским] темнила – создавала впечатления про какие-то там в начале февраля-1837 прозрения князя Педры [перед якобы "умным" письмом к Давыдову]: «Создается впечатление, что за истекшие дни для самого Вяземского многое прояснилось и он стал отчетливее понимать мотивы поведения Пушкина и других действующих лиц», «Создается впечатление, что буквально в эти дни и часы Вяземскому и другим друзьям поэта открылись какие-то неизвестные раньше обстоятельства«. (Кстати, проф-мадам, причём здесь другие друзья поэта, если письма только Вяземского?).

Эта впечатлительная темнота рассеивается несложно – ГнидоПедре поступили соответственные направляющие перо князя указания жандармского начальства. Вот и всё «открытие» – просто очередной номер в программе бл.дского вяземского цирка, а именно переобувание в прыжке (у Абрамович это названо «переориентацией» [спасибо, поржал! - idohturov]), не более.

7.Эксклюзив для императора.

А вот совместное письмо Вяземских (!) в Рим (!!) брату императора Михаилу (!!!) с приложением пакета документов, включая «Диплом» (!!!!), фактически явлется отчётом о проделанной работе, рапортом имперского винтика управленческой верхушке: де-мол, сгодится ли такая стряпня, или ещё какого самодержавного сиропу с православным елеем подлить да народственным квасом разбавить?

Сгодилось, судя по посыпавшимся на Гнидопедру имперским наградам !

8.Show must go on!

Сразу по завершении программы «Пушкин» репертуар б.в. цирка стал пополняться новыми номерами, хоть и похожего, впрочем, содержания:

[Из ранееупомянутого Ласкина]
<<< В декабре 1837 года Вяземский пишет очерк на французском языке о пожаре Зимнего дворца — это восторженный панегирик Николаю I по поводу его общения с народом на площади перед дворцом. >>>

9.Современные номера.

Цирковая программа б.в. цирка пополнялась и в 20-м, и в 21-м (!) веках. К примеру, это опусы типа книжки «П.А.Вяземский.Эстетика и литературная критика. Москва, Искусство, 1984″ или недавнего (от 2004 г.) экземплярчика из серии «Жизнь замечательных людей» [спасибо, поржал! - idohturov]:

Впрочем, я ни билеты на какие гастроли этого бл.дского цирка «Вяземский», ни связанные с ними мемуары или распедаливания не куплю. Мне хватило номеров тогдашней программы «Пушкин».

Каким ты был, таким остался… (Из совковой песни)

Никогда князь ПедрА не был другом Пушкина.

Об этом красноречиво свидетельствуют его записки, об отдельных пассажах в которых умалчивают (или от очевидной тупости, или от неочевидной подлости) непомнящие «профессиональные пушкиноведы».

Вот образчик распедаливаний Гнидопедры Андреевны в отношении пушкинского творчества (цитируется по «Д.П.Ивинский Князь П.А.Вяземский и А.С.Пушкин — М.: Филология, 1994″.):

<<<

«Народные витии, если удалось бы им как-нибудь проведать о стихах Пушкина и о возвышенности таланта его могли бы отвечать ему коротко и ясно: мы ненавидим, или лучше сказать презираем вас, потому что в России поэту, как Вы, не стыдно писать и печатать стихи, подобные Вашим. — Мне так уж надоели эти Географические фанфаронады наши: от Перми до Тавриды и проч. Что же тут хорошего, чему радоваться и чем хвастаться, что мы лежим врастяжку, что у нас от мысли до мысли пять тысяч верст, что физическая России Федора, а нравственная дура. [...] После этих стихов не понимаю, почему Пушкину не воспевать Орлова за победы его Старорусские, Нессельроде за подписание мира. Когда решишься быть поэтом событий, а не соображений, то нечего робеть и жеманиться, как непроебенная блядь. Пой, да и только.» (Записные книжки, с. 215; РГАЛИ.Ф.195. Оп.1. Ед.хр. 1111. Л.38 об.). >>>

Вот ещё из С.Ласкина «Вокруг дуэли»:

<<<

«В 1822 году Вяземский совестит молодого Пушкина за его восторг перед подвигами Ермолова и Котляревского. «Гимны поэта, — писал он А. И. Тургеневу по поводу „Кавказского пленника“, — не должны быть славословием резни».

В 1860 году Вяземский пишет оду фельдмаршалу А. И. Барятинскому, покорителю Кавказа, восторженный панегирик, полный имперского самодовольства: «Вас избрал Царь — и глаз державный вождя по сердцу угадал. Ему в ответ, Ваш подвиг славный Его доверье оправдал. Ура Царю! Ура! три раза. Ура! младый фельдмаршал, Вам! Ура! Вам, ратникам Кавказа, Вам, древних дней богатырям». >>>

Вот что вещала Гнидопедра о «Современнике» (из вышеуказанного Ивинского):

<<<

«Пушкин [...] на веку своем, — читаем в статье Вяземского “Взгляд на“Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина”, — написал несколько острых и бойких журнальных статей; но журнальное дело не было его делом. Он не имел ни достойных качеств, ни погрешностей, свойственных и даже нужных присяжному журналисту. [...] Он принялся за журнал вовсе не из литературных видов, а из экономических. … Таким образом он ошибся и в литературном отношении. Пушкин тогда не был уж повелителем и кумиром двадцатых годов. По мере созревания и усиливающейся мужественности таланта своего он соразмерно утрачивал чары, коими опаивал молодые поколения и нашу бессознательную и слабоголовую критику». >>>

Оттуда же про историческую прозу Сергеича:

<<<

«Показательна двойственность оценок Вяземским пушкинских исторических сочинений. Воздавая должное точности и объективности Пушкина в «Истории Пугачева» и «Истории Петра Великого», Вяземский отмечал, что Пушкин «почти не вникнул» в историю события», «в глубь его» (Вяземский-1984, с. 327)». >>>

А примечание 108 из ранее упоминавшегося М.М.Сафонова «Кровь Пушкина и на семействе Вяземских?» (Петербургский исторический журнал № 3 (2019)) ясно показывает всё «прое.ённое бл.дство» этой ГнидоПедрЫ Андреевны:

<<<

«Едва ли покажутся теперь удивительными неодобрительные отзывы П. А. Вяземского о Пушкине, высказанные после смерти поэта не для широкой публики. Согласно свидетельству Я. К. Грота в конце 1840 г., Вяземский «откровенно говорил со мной о Пушкине-покойнике. Отдавая всю справедливость его уму и таланту, он находит, что ни первая молодость его, ни его жизнь вообще не представляют того, что бы внушало к нему истинное уважение и участие» (Я. К. Грот — П. А. Плетневу б/д // Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым. Т. 2. СПб., 1896. С. 129). Не выглядит случайным и то, что в 1872 г. из-под пера П. А. Вяземского вышла и следующая оценка гибели Пушкина. В «Статье о Лермонтове» Петр Андреевич написал: «Дантес был виноват перед Пушкиным, как и многие виноваты перед многими во всех слоях общества, как и сам Пушкин был не раз виноват: то есть Дантес волочился за замужней женщиной. Участвовал ли он в подметных письмах, это осталось неизвестным, да и всего вероятнее, что не участвовал, потому что никакой пользы в этом иметь не мог. Известное же письмо Пушкина к Геккерну, исполненное самых невыносимых ругательств для Дантеса таково, что будь Дантес и не француз, а русский, сто раз русский и прямой потомок Гостомысла, то всё же по обычаям, существовавшим в обществе, он не мог не вызвать Пушкина. Остальное же последствия вызова и поединка, уже дело случая и входят в разряд обыкновенных явлений этого рода. Сказано, что Пушкин искал смерти: вовсе нет, он и смертельно раненный искал смерти Дантеса… Стало быть, и в этом отношении никакого особенного святотатства со стороны Дантеса не было. В первую минуту, в пылу первых впечатлений и сгоряча Лермонтов мог дать смерти Пушкина некоторое политическое общественное значение: и к тому же он сам был молод и можно было тогда простить ему его поэтическую заносчивость. Но теперь снова поднимать шум по этому делу, ничто иное, как ребячество и патриотическое пустословие» (Вяземский П. А. Записные книжки. М., 1992. С. 25; РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. № 1094а. Л. 4 — 4 об.)». >>>

Ну да, ну да! И Дантес не виноват, и сам Пушкин виноват и недостоин истинного уважения, и нечего «снова поднимать шум по этому делу»!

В музей таких бл.дских вяземских «друзей»!

[Нижеследующий абзац - из разряда IMHO, само собой]

Вяземский «въехал» в секрет не только «Евгения Онегина». Узнал он свою под видом Швабрина «парсуну» и в «Капитанской дочке». В отместку князь ПедрА настучал имперской гэбухе про «методу от Сергеича».

А далее…[ ]

Вяземский деятельно поучаствовал в том, чтобы дуэль состоялась.

А далее…[ ]

А после не только долгое время заметал следы своего участия в этом грязном деле, но и активно занялся про-имперским агитпропом, дабы требуемым николаевской гэбухой образом и с желательным для неё результатом внедрить описание и оценку произошедших событий в общественное сознание.

За то и был щедро награждён империей (ниже цитаты из упоминавшегося ранее Голлера):

<<<

В августе 1839 года Вяземский становится членом Российской Академии и действительным статским советником [сиречь, генералом - idohturov].

С 1855 года Вяземский заведует делами печати, возглавляет цензуру [ещё при Коле-Раз! Заслужил! - idohturov].

Постепенно князь Петр Андреевич все выше и выше продвигается по государственной лестнице: он получает звание обер-шенка двора, посты товарища министра народного просвещения, сенатора, члена Государственного совета.
>>>

Ну да, ну да! Князь-Камергер! Советник-Генерал! Обер-Шенк!

А как был ГнидоПедрой сей товарищ министра народного просвещения, сенатор и прочий член Госсовета, так и остался!

ПС

Глядя на курикулум виты этой гниды, вспоминается пройденное:

…все империи – говно!

В т.ч. и потому, что те, кто им служит от всей гнилой души – не лучше.

Не дай остыть душе поэта,
Ожесточиться, очерстветь
И наконец окаменеть
В мертвящем упоенье света,
В сем омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья!

А Сергеич-то был в курсе, что князь ПедрА – царский стукачок! Есть явное доказательство этому – повесть «Капитанская дочка». Недаром там именно «Пётр Андреевич» фигурирует в главной роли, и эпиграф «Береги честь смолоду» к ней не просто за здорово живёшь!

Перечитывая эту повесть, лучше начать с конца, там где подпись «Издатель», конкретно вникнув в заключительные слова Издателя: «Мы решились, с разрешения родственников, издать ее особо, приискав к каждой главе приличный эпиграф и дозволив себе переменить некоторые [не все, заметьте! - idohturov] собственные имена.«

[Вообще, чисто статистически получается, что если творение Пушкина названо двусловно и состоит из прилагательного и существительного, то сам Бог велит искать там целенаправленно применение "методы от Сергеича". Тут вам и "Пиковая дама", и "Медный всадник", и "Золотой петушок". "Капитанская дочка" - не исключение.

Кстати, ещё есть впечатление такое, что сценаристы классических серий про Джеймса Бонда стырили некий приём Сергеича из "Капитанской дочки", а именно обязательную по ходу пьесы юморную детальку (типа села, принадлежащего десятерым помещикам, или рождения Петруши в год, когда окривела тётушка Настасья Герасимовна), намекающую что всё это понарошку и что формально предъявленное действо не нужно принимать за чистую монету.]

Как же Пушкин «проколол фигуру» Вяземского в «Капитанской дочке»?

При чтении этой повестушки Сергеича князь ПедрА должен был бы вздрогнуть уже при имени главного героя. Главный же эпиграф «Капитанской дочки» неукоснительно наводит любого читателя на очевидную мысль «Сберёг ли свою честь Пётр Андреич?», а читателя, знакомого с персоналиями пушкинского окружения и знающего о существовании П.А.Вяземского, ещё и на подспуд: если тот, «книжный» Пётр Андреевич, сберёг, то этот, некнижный, сберёг ли?

Как именно применил Сергеич свою «методу» в «Капитанской дочке», указано Издателем в конце: приисканы приличные эпиграфы и переменены некоторые имена собственные.

Какой, к примеру, эпиграф приличен к главе 4? Косо-рифмованный стихотворный, и именно Княжнина (! – idohturov):

Вот там, в главе 4, и переменим, переставим некоторые имена собственные: Швабрину дадим Петра Андреевича, а Гринёву – Алексея Ивановича. И «образованный, умный, едкий циник Швабрин» (это слова М.Гофмана из статьи, предваряющей «Капитанскую дочку» в издании Венгерова, т.4, с.373) как раз предстанет вылитым князем Педрой!

Чем отметился сей Швабрин по ходу пьесы? Не только блестящим образованием и наличием недешёвых французских книг. Не только колкими замечаниями и язвительными шутками. Не только познаниями в литературе и пробами пера в стихосложении. Но и враньём! И клеветой! И лицемерием! И переобуванием в прыжке! И доносом!

Врал ли некнижный Пётр Андреич? Да сколько угодно – смотри А.И.Тургенева и А.Я.Булгакова!

Клеветал ли? И это не вопрос – смотри, к примеру, его филлипики против «красных» в письмах к милой Эмилии.

Лицемерил ли? Ещё как: в друзья Сергеича зачислила себя эта гнида!

Переобувался в прыжке? Неоднократно. Из аристократа в либералы, а из либерала в имперские холуи.

Доносил? Пушкин «Капитанской дочкой» отвечает: «Да!»

+++

Книжный Швабрин поступился своей честью. Тем самым Сергеич русским языком поведал всему миру, что не сберёг свою честь и некнижный Вяземский Пётр Андреевич.

И если вам нужен реальный портрет этого гнилого князя, то смотрите на Швабрина из «Капитанской дочки». Это он и есть.

…Друг оказался вдруг!…

Таки любители, неравнодушные к творчеству и судьбе Сергеича, симпатично полезнее непомняще-комиссионных пустопорожних «профессионалов»-пушкино»ведов». Поcледние только что и могут или тупить, или врать, или темнить. Ну да всё без толку!

Как бы ни плутала в датах (25-е вместо 26-го января) «могучая пушкинистка – исследовательница» мадам С.Абрамович и ни поливала, к примеру, С.Ласкина с ног до головы сиропом «непрофессионализма» в пушкиноведении, в отношении Вяземского попавшаяся мне одна лишь фраза Ласкина перевешивает все «открытия» мадам Абрамович вкупе с её аллилуйями в адрес князя Педры!

Вот она – эта шикарная цитата из Ласкина («Вокруг дуэли«):

«...среди прочих свидетельств особенно важны письма Василия Андреевича Жуковского и Петра Андреевича Вяземского, написанные А. X. Бенкендорфу в те трагические дни — это был их отчет на запрос полиции«.

Итак, шеф имперской госбезопасности (это что николаевское 3-е Отделение, что большевистское ГПУ, что гитлеровская гестапа, что советский КГБ, что российская ФСБ – по сути одна малина, поскольку сходные задачи решаются) получает отчёт клиента в ответ на свой запрос.

[Когда последний раз Вам, уважаемый читатель, Федеральная Служба Безопасности направляла запрос и требовала отчёт, а? - idohturov]

Пребывая есмь в курсах о возможных обязанностях завербованного гэбухой сексотрудника и исходя из достоверности цитаты С.Ласкина, можно положительно заявить:

Князь Пётр Андреевич Вяземский

был жандармским сексотом!

Напрасно поэтому недоумевает т-щ Лотман Ю. в своём выступлении «Аутсайдер пушкинской эпохи«: «Вяземский же, скинув плащ романтического бунтаря, как-то вдруг совершенно естественно оказался в мундире николаевского вельможи».

Ибо хоть и в плаще бунтаря расхаживал по салонам князь ПедрА, но исподнее бельишко у него было голубое,  от конторы Бенкендорфа!

«…и дядюшка Вяземский утверждает, что он закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушкиных» (Софи Карамзина)

+++

В своей вышеупомянутой статье М.М.Сафонов сообщает не только о вранье, но и о гнилых делах ГнидоПедры Андреевны.

1.ПедрА ничего не имела против дуэли с участием Пушкина: «…мы не знаем ни о каких действиях князя, которые он предпринял бы, чтобы предотвратить поединок. Напротив, известно, что он уклонился от такой роли. Согласно записи Бартенева, Геккерн, встретив на Невском проспекте Вяземского, сообщил ему о любви Дантеса к Гончаровой и просил посредничать,чтобы предотвратить дуэль. Вяземский посредничать не стал. Совсем иначе повел себя В. А. Жуковский: он сделал всё, что от него зависело, чтобы катастрофы не произошло. Вяземский же палец о палец не ударил«.

2.ПедрА не только не возражала против дуэли, но и желала её:

«Кажется, Вяземский внес свою лепту в столкновение Пушкина и Дантеса…

[1]Вяземские рассказывали Бартеневу, что не только Геккерн, но и «его соумышленники» распускали по городу порочащие Пушкина слухи. Среди муссирующих сплетни оказался и князь Петр. Переписка Карамзиных и дневник Тургенева зафиксировали несколько высказываний князя именно в таком духе…

[2]Для того, кто хотел столкнуть Дантеса и Пушкина, недостаточно было кричать на всех углах о том, что кавалергард волочится за женой поэта: это и так все видели. Необходимо было найти нечто особенное, «нечто большее обыкновенной безнравственности». Пушкин ревнует свояченицу Александрину к Дантесу — вот основа конфликта и суть интриги. Вот о чем надо говорить, вот какую тему надо развивать тому, кто хочет скандала. Вяземский говорил, а Софи разносила.

«.

3.Уже говорилось, что Вяземские пытались упрятать концы в воду относительно событий вечера 25-го января. Вот как князь ПедрА воплощал это на практике:

«Получив от Данзаса авторскую копию пушкинского письма (она была без даты, это и дало возможность для манипуляций), князь П. А. Вяземский переписал ее и озаглавил этот документ так: «Копия с собственноручной копии письма Пушкина к министру Геккерну (посланного ему, вероятно, в понедельник 25 января 1837 (курсив мой. — М. С.))». В письме к Денису Давыдову от 9 февраля Вяземский уже прямо, без всяких «вероятно», утверждал: «…отправил… письмо в понедельник 25 января». Более того, князь составил дуэльный сборник и поместил в нем пушкинское письмо Геккерну без даты. Князь отправил этот сборник в Рим великому князю Михаилу Павловичу, брату царя. В письме, содержащем наиболее развернутую версию дуэльной истории, говорилось: «25 января он послал письмо Геккерну-отцу».

4.»Вяземский вел систематическую осаду самых великолепных светских красавиц, и Н. Н. Пушкина оказалась в их числе. «Пушкин не любил Вяземского, — вспоминали супруги Нащокины, — не выражал того явно, он видел в нем человека безнравственного, ему досадно было, что тот волочился за его женой…». …Несколько лет спустя после смерти
Пушкина Вяземский писал Наталии Николаевне: «Вы мое солнце, мой воздух, моя музыка, моя поэзия» или «Могу сказать только два слова, нет, три: я обожаю! нет, четыре: я вас обожаю по-прежнему». Но «солнце», «воздух», «музыка» и «поэзия» отвечала прозаично, во всяком случае совсем не так, как хотелось князю…»

+++

И это ещё не всё в отношении «ближайшего друга» Вяземского П.А. Я тоже имею что добавить к картине маслом, нарисованной многоуважаемым Сафоновым М.М. Об этом далее.

ПС

Действительно, от таких друзей спаси нас, Боже!

…Друг оказался вдруг… (из песни В.С.Высоцкого)

Громом среди профессионально-непомнящего неба смотрится в теме очередной само собой «дилетант в пушкиноведении» М.М.Сафонов со своим (вот почему-то вопросительным!) недавним опусом «Кровь Пушкина и на семействе Вяземских?» (Петербургский исторический журнал № 3 (2019)). Этот историк распедалил Гнидопедру Андреевну в пух, пёрышка не оставив от этого Вяземского петушка. Он показал, что Вяземская компашка мало того, что врёт по теме дуэли Пушкина в своих письмах-записках-рассказках чуть ли не на каждом шагу, но и отметилась чем ещё похлеще.

[Не только эта статья М.М.Сафонова настоятельно рекомендуется к прочтению! ПРЕБОЛЬШОЕ СПАСИБО ему и за "Существует ли тайна Жоржа Дантеса?" (Петербургский исторический журнал № 1 (2015))]

Походу заметим, что ещё имеется персона, недалёкая, впрочем, от вацур-витринного «пушкиноведческого» официоза, для которой Вяземский ПедрА не есть свет в пушкинском окошке. Это вообще-то не то чтобы дотёпистый К.Лапин с книгой «Был ли у Пушкина свой Сальери? Пушкин. Неслучайность всего«. Сей то ли vir, то ли femina, то ли Кирилл, то ли Анна таки выступает с любопытными вопросами: «…кем в разные периоды жизни был для Пушкина князь Пётр Андреевич Вяземский: поэтом-соперником? «ближайшим» другом? недоброжелателем, влюблённым в жену Поэта? При этом автор задаётся вопросом, не оказался ли князь в конце жизни Пушкина в роли его Сальери...»

Однако ввиду того, что К.Лапин лажается в теме авторства «Диплома», то по причине, заявленной в начале цикла «Пушкин. Диплом рогоносца» ранее, лишь указанием на существование сей персоны и обойдёмся – маловероятные крупицы в тоннах заведомой туфты пусть ковыряют профессиональные тупорылки.

То ли дело инфа от Сафонова!

Вот некоторые цитаты из его 27-страничной статьи:

«Общее в этих взаимоисключающих рассказах супругов лишь то, что Вяземский ничего не знал о предстоящем поединке. Почему же князь оказался в неведении, и муж и жена рассказывали по-разному, но оба лгали?»

«Читая этот диалог, всецело выдуманный княгиней Верой, нельзя не заметить, что он сочинен так, что у читателя не должно остаться ни малейших сомнений в том, что Пушкин не только написал свое роковое письмо Геккерну, прежде чем прийти к Вяземским, но и отправил его до того, как появился в их салоне».

«Между тем сознательная ложь Веры Федоровны — очень существенный факт. От пушкинистов укрылся важнейший эпизод дуэльной истории: Пушкин написал письмо Геккерну после проведенного у Вяземских вечера, т. е. либо в ночь с 25 на 26 января, либо в первой половине следующего дня. Именно это существеннейшее обстоятельство и хотела утаить Вяземская в первые дни после дуэли. Она всем рассказывала, что Пушкин, прежде чем прийти к ним в салон, уже отправил свое письмо. …Но это была тщательно продуманная ложь княгини».

[В теме даты письма Сергеича Геккерну от Сафонова досталось и знаменитой мадаме Абрамович С.Л.: "...отправленное вечером 25 января письмо пришло бы в дом нидерландского посланника в 9 часов утра или в начале десятого, так как городскую почту начинали разносить в 8 часов. Но письмо пришло тогда, когда Геккерны собирались на обед. С. Л. Абрамович предусмотрительно опустила указание на предобеденное время. В противном случае рушилась реконструированная исследовательницей картина преддуэльных дней и часов". ]

«Вяземский сознательно передергивал. Часть письма Михаилу Павловичу была написана рукой Веры Федоровны1. На ее же письме в Москву с описанием вечера 25 января есть пометки мужа. Супруги старались не покладая рук. Как видим, не зря. 180 лет мы верили им. Что же хотели скрыть Вяземские? Видимо, вечером 25 января в их доме на Моховой разыгрался инцидент, который и послужил толчком к тому, что Пушкин написал Геккерну оскорбительное письмо. Вяземские хотели во что бы то ни стало утаить не только то, что им было известно, каков был этот инцидент, но и то, что он разыгрывался в их салоне. Становится понятным, почему они всячески затемняли события того вечера. Рассказы князя и княгини на этот счет путаны и противоречивы, сознательно смешиваются события двух вечеров: 25 и 26 января. Лейтмотив этих рассказов: не могли ничего сделать. Не могли или не хотели?

Упорство и почти нечеловеческая энергия, с которыми Вяземские делали всё, чтобы скрыть свою собственную роль в тех трагических событиях, не только настораживает. Невольно закрадывается подозрение в том, что она не так уж и мала. Но что это было, равнодушие или обыкновенная халатность? Или же нечто совсем иное?»

«Бартенев записал буквально следующее: «Свадьбу сыграли <…> Друзья Пушкина успокоились, воображая, что тревога прошла. После этого государь, встретив где-то Пушкина, взял с него слово, что, если история возобновится, он не приступит к развязке, не дав ему знать наперед. Так как сношения Пушкина с государем происходили через графа Бенкендорфа, то перед поединком Пушкин написал известное свое письмо на имя графа Бенкендорфа, собственно, назначенное для государя. Но письма этого Пушкин не решился послать, и оно найдено было у него в кармане сюртука, в котором он дрался» Здесь что ни слово, то намеренная, тщательно продуманная ложь«.

«Ведь это еще одна ложь легенды, созданной Вяземским, что Пушкин во что бы то ни стало искал кровавой развязки«.

+++

Читая эти мысли Сафонова в сопоставлении с утверждениями мадам Абрамович «... письма Вяземского были важнейшим (чуть ли не единственным!) источником, из которого можно было почерпнуть сведения о дуэли Пушкина; для потомков они оказались ценнейшими историческими документами. Ни один исследователь, который обращается к изучению последних месяцев жизни поэта, не может обойтись без свидетельств Вяземского«, невольно вспоминаешь «Домик» Сергеича:

И там себе мы возимся в грязи,
Торгуемся, бранимся так, что любо,
Кто в одиночку, кто с другим в связи,
Кто просто врёт, кто врёт сугубо.