«Попрошу делать взносы. Ипполит Матвеевич подтвердит мои полномочия. … Что скажет купечество?» («12 стульев«)
+++
Следующим взнос в копилку понаписанного насчёт «Свояка» будет делать некий Александр Долинин с его претенциозным опусом «Как понимать мистификацию Пушкина «Последний из свойственников Иоанны Д’Арк»».
К теме «купец» Долинин подошёл по-академически, т.е фомичёвским манером, но предварительно обкукарекав заливистым петушком кукушку в лице какого-то Осиповата.
Поочерёдно распедалены были Н.О.Лернер с его «скрытый упрек Пушкина самому себе» за былое увлечение «отрицателем и разрушителем» и Б.В.Томашевский с его автобиографической параллелью с делом о «Гавриилиаде», выведенной в роде шутливой литературной мистификации. Следующим пошёл Д. Бетеа, с недавней книгой о прятках Пушкина под маской вымышленного англичанина, чтобы «освободиться от порабощающей инакости» вольтерьянских и, шире, французских корней и противопоставить ей своё новое, независимое, более русское «я», отвергающее галльский рационализм«. Попался и Д.Д.Благой с его слиянием в образе Вольтера Геккерна и Дантеса, а за ним А.Г.Битов с подходом, аналогичным Благому, но плюс некие нюансы, и примкнувшие сюда до купы И.З.Сурат и С.Г.Бочаров, а также Т.Дж.Биньон. Упомянуты были и В.А.Сайтанов с С.А.Фомичёвым, камлающие за чисто художественность «Свояка», и мадам Абрамович, которая обтекаемо <<<признает, что главным сюжетным стержнем ПС «является мотив отказа от дуэли», в чем можно видеть «отклик на то, с чем столкнулся сам Пушкин в момент ноябрьской дуэльной истории», но, с другой, предлагает видеть в тексте не памфлет, а многозначное отражение неких «острых проблем, выдвинутых временем», солидаризируясь с выводами Фомичева.>>>
[ПС у Долинина (и не только) и есть "Последний из свойственников", равно как "Свояк" у меня - idohturov]
Черту своему обзору этого с нулевым выхлопом разносортного кудахтанья непомнящих проф-литераторов Долинин подвёл, используя латынь:
Последняя фраза в этом типа методологически козырном по Долинину абзаце («Следовательно, для того, чтобы истолковать смысл пушкинской мистификации, следует выяснить, в каком именно жанре «сделан» ПС и каким образом он соотнесен со своими моделями«) напомнила мне бородатый анекдот, где в качестве причины неуспеха в супружеском процессе озвучивалось неумение прислуги правильно держать свечку.
Сразу стало понятно, что долининское «купечество» не внесёт ничего путного. И действительно, кроме крупицы
<<<
В подписи к письму неверно указан придворный чин Вольтера — на самом деле он был не «gentilhomme de la chambre du гоі» (VII, 351), как в ПС, a «gentilhomme ordinaire de la chambre du гоі» (что, в отличие от первого чина, давало ему право не появляться при французском дворе и жить за границей) и обычно именно так и подписывал официальные письма.
>>>
у Долинина имеется по сути лишь модификация позиций Благого-Битова-Абрамович:
<<<
Анна Ахматова убедительно показала, что в декабре 1836 — начале января 1837 года — то есть именно в тот период времени, когда был написан ПС, — в петербургском свете имели хождение две конкурирующие версии происшедшего, геккерновская и пушкинская. Согласно первой из них, Дантес сделал предложение Е.Н. Гончаровой из самых благородных побуждений, чтобы спасти честь Н.Н. Пушкиной; согласно второй, он поступил так из трусости, испугавшись поединка с Пушкиным и разоблачения подлых интриг старшего Геккерна. Но если Геккерны обладали всеми средствами и возможностями для распространения своей версии и умело ими пользовались, то у Пушкина руки были связаны обещанием не разглашать тайну вызова и несостоявшейся дуэли. Судя по всему, ПС был задуман Пушкиным как «сильный ход» в борьбе версий, который позволил бы ему, не нарушив данное слово, в иносказательной форме сообщить читателю, каким образом на самом деле развивались события и как он предлагает их оценивать. Именно поэтому он так тщательно избегает прямых биографических параллелей, инвертируя социальные маркеры противников (оскорбленный Дюлис ничего не смыслит в литературе, как Дантес, тогда как его оскорбитель — самый известный писатель страны, как Пушкин), а представляет конфликт как своего рода моралите, где противоборствуют не характеры, а одномерные фигуры, олицетворяющие определенные моральные качества.
«Добрый и честный Дюлис», «щекотливый» (то есть крайне чувствительный) дворянин, вступающийся за честь семьи и «в первом порыве негодования» посылающий вызов обидчику, олицетворяет благородное простодушие, которое Пушкин, как известно, считал свойством гения…
…
Антагонист Дюлиса, старый, семидесятитрехлетний Вольтер, персонифицирует противоположные качества: трусость и хитроумный цинизм. В контексте мистификации его образ — это почти такая же проективная условность, что и образ Дюлиса. Вольтер здесь нужен Пушкину прежде всего как автор бесстыдного литературного произведения, опубликованного анонимно и не осужденного обществом, которое можно было бы соотнести с бесстыдным поведением Геккернов и, в частности, с анонимным дипломом рогоносца, к составлению которого, по убеждению Пушкина, был причастен барон-«старичок»…
…
Пушкин отнюдь не был уверен в том, что его версия событий возьмет верх даже после публикации мистификации-памфлета…
…
25 января 1837 года, когда Пушкин написал письмо, обращенное к барону Геккерну, его первоначальный план литературной самозащиты потерял всякий смысл.
>>>
Сухой же вклад Долинина в копилочку в виде вывода
<<<
Таким образом, анализ показывает, что ПС представляет собой мистификацию смешанного типа, сочетающую внешние признаки серьезной подделки с элементами игрового, шутливого притворства. Несомненно, Пушкин хотел, чтобы некоторые, самые искушенные читатели поняли, что переписка Дюлиса с Вольтером сфабрикована, и попытались бы разгадать тайный смысл текста.
>>>
с очевидностью есть просто пустопорожняя добавка к оригинальному названию творения Сергеича.
Комментарии