Из вышеперечисленного легче всего ответить на вопрос #4. Для этого достаточно прочитать содержащую важнейшую для темы информацию заметку историка М.М.Сафонова «Существует ли тайна Жоржа Дантеса?» (Петербургский исторический журнал № 1 (2015)). Правда, больше половины его статьи уделено разбору очередного опуса Серены Витале, с выводами относительно оного «…сшито белыми нитками«, или «Всё это, увы, иногда граничит со словоблудием, призванным прикрыть исследовательскую бесплодность и заменяющим сложный анализ…«, или «К сожалению, в трактовке дуэльной истории С. Витале не оригинальна. Она опирается на работы советских пушкинистов, перетасовывая добытые ими факты…» [Возможно, и надо было так убедительно пришпилить эту итальянскую фантазёрку, стремящуюся накропать что-нибудь эдакое про "высокую" любовь, для раскупаемости приправив сию квашню пушкинским супербрендом. Но я бы не стал: по своей воле с только лишь подобной туфтой иметь дело - себя не уважать. А вот за "опору этой Витали на советских пушкинистов" Сафонову  спасибо, поржал - idohturov.]

А вот то ли дело инфа по голландскому послу барону Геккерну! Прочитаешь следующие строки Сафонова и поймёшь, что голландский-то барон был говно со всех сторон:

<<<

Посланник давно уже привлек к себе внимание таможенных чиновников. Он слишком часто злоупотреблял привилегиями, которые ему предоставлял его дипломатический статус: выписывать вещи из-за границы, не уплачивая торговой пошлины. Департамент внешней торговли был даже вынужден сделать Министерству иностранных дел особое представление о том, что, что к этому человеку слишком часто доставляют «значительные партии вещей» от редких вин до мебели. Дипломат ими и приторговывал, превратив свою привилегию в доходный промысел. Но не склонность к барышничеству была его главной страстью. В петербургском свете посланника прозвали «Нестором развратной молодежи».
«Он окружил себя молодыми людьми самого наглого разврата». Среди них оказался и Жорж Дантес, перебивавшийся, что называется «с хлеба на воду». Казалось, Дантес должен был стать легкой «покупкой» Геккерна. Посланник был готов расплатиться с понравившимся ему юношей всем своим состоянием. Коммерческая сделка была лишь вопросом времени. Но для того, чтобы Дантес мог переехать в дом посланника и соблюсти при этом светские приличия, необходимо было получить официальный статус его родственника. Геккерн предложил французу свое имя, титул и герб. Но чтобы Дантес мог получить их, требовалось соблюсти ряд официальных формальностей, выполнить которые
было почти невозможно.
В мае 1835 г. Я. Геккерн покинул российскую столицу и отправился за границу. Официально дипломат ехал лечиться. Но настоящая причина заграничного вояжа заключалась в том, чтобы всеми доступными ему средствами легализовать совместное проживание в его доме нидерландского посланника кавалергардского поручика Дантеса. Барон намеривался привязать юношу к себе навсегда. Приобрести фамилию, титул и состояние Геккерна было вершиной желаний небогатого француза, жившего на подачки родного отца и вынужденного пользоваться денежным вспоможением, которое назначила ему императрица Александра Федоровна. Самый простой путь заключался в официальном усыновлении. Но для законного усыновления существовал целый ряд непреодолимых препятствий.В Нидерландах в это время действовал французский гражданский кодекс. Согласно ему, усыновлять можно было только родственников. Усыновляемый должен был быть несовершеннолетним и проживать в доме усыновителя не менее 6 лет. Усыновителю должно было быть не менее 50 лет. Геккерн и Дантес не являлись родственниками. Отец юноши еще здравствовал. Геккерну не было еще 43 лет, а Дантесу шел уже 25-й год, и он не жил в доме усыновителя. Если отец Жоржа и его семейство вряд ли могли препятствовать планам барона, сулившим им несомненную материальную выгоду, то этого никак нельзя было ожидать от многочисленных родственников Геккерна, для которых замысел барона мог обернуться имущественными потерями. Усыновлять же не родственника, да еще при живом отце было задачей почти неразрешимой.
В конце 1835 г. выяснилось, что в деле усыновления возникли определенные трудности. Король Нидерландов Вильгельм I не хотел отступать от существующего законодательства об усыновлении.
>>>

[Цитируется без купюр ввиду исключительной важности этой инфы и особенно того, что Сафонов сообщает далее]

Геккерн делает всё,
<<<
«чтобы найти выход из безнадежной ситуации, сложившейся с усыновлением Жоржа. Чтобы преодолеть формальные юридические препоны, Геккерн обратился к амстердамскому адвокату А. Брюхману. Адвокат предложил комбинацию, которая имела такие же юридические последствия, как и официальное усыновление. Геккерн и его «сын» должны были обратиться к королю с прошением, но не об усыновлении, а о зачислении французского дворянина Дантеса в нидерландское дворянство и о предоставлении ему права носить имя и герб Ван Геккернов. Для этого нужно было подать королю два прошения: от Дантеса и от Геккерна, поддерживающего прошение юноши. Очевидно, Геккерн разъяснил Дантесу, что именно он должен написать в своем прошении. 26 февраля (9 марта) Жорж отослал «отцу» свое прошение. В прошении Дантес указал, что местом его «постоянного проживания» является дом адвоката А. Брюхмана в Амстердаме, в настоящий же момент он находится в резиденции посольства Нидерландов в Петербурге. На самом же деле он там не жил, несмотря на то что Геккерн предлагал ему собственные апартаменты. Дантес сообщил королю, что с разрешения родителей уже несколько лет вверился попечению посла Нидерландов в Петербурге Геккерна, который воспитывал его, заботливо ухаживал за ним, и обращался с ним как с собственным сыном. Жорж указал, что покинул Францию в 1830 г. с твердым намерением никогда в нее не возвращаться. С этого времени, то есть уже 6 лет, местом его постоянного проживания стала посольская резиденция его приемного отца, поэтому проситель полагал возможным считать, что всё это время он находился «под нидерландским покровительством», порвав навсегда с прежним отечеством. Поскольку его приемный отец решил оставить ему в наследство свое имущество и, если это возможно, дать ему свое имя и титул, Дантес просил короля предоставить ему возможность полностью осуществить эти намерения и вместе с имуществом, именем и титулом Геккерна получить подобающие им в Нидерландах привилегии. Дантес подчеркнул, что сам принадлежит к баронскому роду своего прежнего отечества, поэтому имеет достаточно прав носить тот же титул, какой имеет его приемный отец, представитель одного из почтеннейших родов в Нидерландах. Дантес просил короля выдать ему свидетельство об инкорпорации его в нидерландское дворянство с полномочиями называться Жорж Шарль барон ван Геккерн, иметь право носить герб и пользоваться подобающими гербу привилегиями.
30 марта (11 апреля) Геккерн подал прошение Вильгельму I. Он просил о милости, имевшей для него «огромную важность» и которую он поставил бы выше всех других милостей, когда-либо полученных от короля. Геккерн писал о том, что дожил до 43 лет, но не имел ни семьи, ни детей. Чтобы восполнить «отсутствие тех близких отношений», кои существует между родителями и детьми, он несколько лет воспитывал с согласия его родных юного барона Дантеса, отпрыска старого дворянского рода. Геккерн в бытность чрезвычайным послом Нидерландов в России заботился о нем как о собственном сыне, когда тот постоянно проживал у него всё это время. Геккерн решил передать Дантесу, которого «длительное время» считает приемным сыном, всё, чем располагает. То есть с разрешения родителей юноши «дать ему и оставить в наследство свое имя и имущество». Самым лучшим способом сделать это было бы усыновление. Все условия такой операции, установленные действующим Сводом законом, налицо, кроме одного: усыновитель еще не достиг 50 лет, как того требует закон. Но подобная операция имеет ряд негативных сторон, которые побуждают Геккерна отказаться от нее. Приемный сын получил бы имя и имущество усыновителя, но, будучи иностранцем, остался бы таковым после усыновления. В таком случае преданное ему имущество перешло бы в руки иностранца и это ни в коей мере не привязало бы усыновленного к отечеству его приемного отца. Усыновление не может дать усыновляемому новое отечество, но Геккерн, будучи нидерландским дворянином и патриотом, стремится именно к этому. В противном случае ему ничто не помешало бы передать свое имущество приемному сыну путем простого завещания, но тогда оно стало бы собственностью француза.
Чтобы устранить эти неблагоприятные последствия усыновления, Геккерн просил короля в ответ на прошение Дантеса не только разрешить передать ему свое имя, но и инкорпорировать его в нидерландское дворянство с принятием имени и титула барона Ван Геккерна, против чего представители этого рода возражений не будут иметь. Поскольку же по конституции Нидерландов принятие в нидерландское дворянство исключает все прочие, имущество Геккерна перейдет не иностранцу, но поданному королевства, нидерландскому дворянину. Геккерн выражал надежду на то, что король впоследствии разрешит ему отступить от положения, согласно которому усыновителю должно быть не менее 50 лет, пока же просит удовлетворить прошение Дантеса инкорпорировать его в нидерландское дворянство на тех условиях, на которых он ходатайствовал об этом.
Таким образом, все фактические подтасовки, содержавшиеся в прошении Дантеса, Геккерн «прикрыл» патриотическими мотивами в собственном прошении. Очевидно, оба просителя были вполне достойны друг друга. Расчет их строился на том, что за дальним расстоянием будет невозможно в короткий срок проверить достоверность фактических данных, приводимых в обоих документах. Но наиболее уязвимое место в комбинации, выработанной Геккерном и Брюкманом, заключалось в том, что Дантес находился в военной службе российского императора, а этого нидерландскому дворянину без разрешения короля делать не позволялось, и Геккерн об этом не мог не знать.
Но помимо опасений, что подтасовки вскроются, Дантес не мог не бояться того, что сама необычность ситуации, поспешность и настойчивость, с которой Геккерн старался осуществить свой план, наконец, слухи о сексуальной ориентации нидерландского дипломата не позволят реализоваться их общему замыслу. И опасения эти были не напрасны. Министр юстиции Ван Маанен и Высший совет дворянства не спешили дать положительное заключение на оба прошения. Приведенные в них доводы находили неубедительными. Один из членов Совета задался вопросом, какие причины могли заставить Геккерна предоставить Дантесу такие привилегии. Намек на гомосексуальные наклонности дипломата был всем понятен. Осталось неизвестным, прибегал ли Геккерн к каким-то закулисным ходам, но 2 мая было принято вначале решение натурализовать Дантеса, а потом инкорпорировать в дворянство.
На следующий день Геккерн от имени Дантеса подал прошение королю о натурализации. 5 мая король своим указам постановил: натурализовать Дантеса, инкорпорировать его в нидерландское дворянство, разрешить ему принять имя Жорж Шарль барон ван Геккерн с правом носить причитающийся этому имени и титулу герб и пользоваться связанными с ними привилегиями. Однако Вильгельм позволил Дантесу, как того и хотел Высший совет дворянства, воспользоваться этой милостью только через год после того, как о ней будет напечатано в Нидерландской государственной газете и других печатных изданиях, издаваемых в провинциях, где живут члены рода Геккернов с сохранением права отменить это решение, если против него будут предъявлены законные возражения.
Во время аудиенции у короля Геккерн пробовал настаивать на срочной выдаче Дантесу соответствующего диплома и даже подал об этом ноту. Но Высший совет дворянства и министр юстиции настояли на выдаче временного диплома, который через год должен был быть обменян на настоящий.
22 мая 1836 г. на частной аудиенции у Николая I нидерландский посланник Геккерн объявил, что он усыновил поручика кавалергардского полка Жоржа Дантеса и передал ему свое имя и титул. На следующий день об этом была поданы официальные документы. 12 июня царь удовлетворил просьбу Геккерна, а две недели спустя появилось постановление Сената. С тех пор поручик Кавалергардского полка Егор Георгиевич Дантес, как его называли русские документы, стал именоваться бароном Геккерном.
Между тем никакого «усыновления» в действительности не было и не могло быть. Как ни дерзко это было на самом деле, Геккерн сознательно ввел в заблуждение вначале нидерландского короля, а потом и русского царя. Царю он сообщил, что «официально усыновил» кавалергардского поручика по указу нидерландского короля. Высший совет дворянства признал за ним право носить фамилию, титул и герб Геккерна. Но то, что посланник назвал усыновлением, как мы видели, юридически называлось иначе. «Это усыновление, — писал вюртембергский дипломат Х. фон Гогенлое-Киршберг 23 мая, — стало предметом разговоров в петербургских салонах и послужило основанием для шуток малоприятных для обоих Геккернов». Императрица Александра Федоровна, ранее симпатизирующая Дантесу, с этого времени стала называть его «новорожденным» или «безымянным», употребляя это выражение с оттенком иронии.
Геккерн, который пытался предвидеть всё, не мог не знать о том, что говорят в свете по поводу его самого и его «новорожденного» «сына». Нейтрализовать все эти разговоры можно было только одним путем. Жорж должен был жениться или, по крайней мере, продемонстрировать свое желание — это сделать и тем самым закрыть рот всем любителям позлословить. Дело о «браке» должно было быть достаточно громким, чтобы произвести еще больший шум, который заглушил бы все языки, судачившие о странном «усыновлении».
>>>

НЕ БЫЛ ДАНТЕС БАРОНОМ ГЕККЕРНОМ!

ЧТОБЫ ДАНТЕСУ СТАТЬ ВСЕГО ЛИШЬ ГОЛЛАНДСКИМ ДВОРЯНИНОМ ПОД ИМЕНЕМ ГЕККЕРНА, ОН ДОЛЖЕН БЫЛ БЕЗ ПРОБЛЕМ, ДАБЫ НЕ ВСКРЫЛОСЬ ВРАНЬЁ ЕГО И ГЕККЕРНА В ДОКУМЕНТАХ ИЛИ ЕЩЁ ЧЕГО-НИБУДЬ НЕ ТО, ПРОЙТИ  ГОДОВОЙ ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ СРОК, ИСТЕКАЮЩИЙ В МАЕ 1837 Г., И ОБ ЭТОМ БЫЛО ОТКРЫТО НАПЕЧАТАНО В ГОЛЛАНДСКИХ ГАЗЕТАХ!

Так вот она – тайна голландского барона! Не был он отцом, а Жоржик – сыном, ни де факто, ни де юре. Это раз. Барон на пару с Жоржиком изолгался с головы до ног, в том числе письменно, в Голландии перед королём, а в России перед императором, в желании привязать к себе покрепче Дантеса (а уж задком или передком – пусть выясняют непомнящие «пушкинисты»). Это два. Походу эта  хоть и облечённая общественным званием, но таки лживая голландская педрила занималась контрабандой. Это три.

И тайну эту знал Сергеич, поскольку писал голландцу следующие слова: «так называемого сына«! Вот какой компромат на лицемера Геккерна он мог предъявить и представить этого голландского лжеца без какой-либо маски чести «в глазах двора вашего и нашего»!

НЕ БЫЛ ДАНТЕС ГЕККЕРНУ СЫНОМ, НИ ПРИЁМНЫМ, НИ НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫМ, НИКАКИМ !

И VICE VERSA!

+++

Эти приведённые М.Сафоновым исключительной важности факты не только убивают наповал вообще всю литературоведческую дрянь, камлающую за «отца» Геккерна и «сына» Дантеса. Учитывая их, любой пытливый ум рано или поздно увидит дело дуэли Сергеича в ином, истинном свете.

А если вы встречаете в тексте о Пушкине распедаливание про этих «отца» и «сына» или про Геккерна-старшего/Геккерна-младшего, то знайте – это написано с целью скрыть истину.

ПС

Дантес голландцем не стал.