…Везде, во всём уж как-нибудь подгадит…
+++
Ну что ж, станцуем «Стансы».
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.
Но правдой он привлек сердца,
Но нравы укротил наукой
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукой.
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен.
Как обтанцовываются «Стансы» в стиле непомнящей литературоведчины?
Обычно так (извлечено из преждепомянутого опуса т-ща Вогмана):
«Николай I произвел на Пушкина самое благоприятное впечатление, что через несколько месяцев вдохновило поэта на «Стансы» (22 декабря 1826 — первая редакция)…
Не только во враждебных Пушкину кругах, но даже и среди части друзей «Стансы» были восприняты как измена поэта прежним идеалам, как лесть императору».
Но чтобы объяснить якобы нескладуху «Стансов» от 22.12.1826 с последующим «Во глубине сибирских руд…» от 26.12.1826, где «братья меч вам отдадут», т-щ Вогман добавляет свои [гнилые] кульбиты в устоявшуюся вацур-непомнящую хореографию:
«На самом деле в этих стихах, обращенных непосредственно к Николаю I, разговор ведется «на равных», автор ощущает себя личностью, во всяком случае, равновеликой адресату стихотворения, обращается к царю на «ты» и даже позволяет себе давать ему советы, что будет продолжать делать и в дальнейшем.
В возможности хоть в какой-то мере влиять на царя в соответствии со своими представлениями о пользе отечеству, творить таким образом общественное добро, в частности способствовать освобождению сосланных в Сибирь декабристов, состояла теперь принципиальная позиция Пушкина.
Именно в таком ключе следует рассматривать и стихотворение «Во глубине сибирских руд…», написанное буквально через несколько дней (26 декабря 1826 года) после возникновения первой редакции «Стансов» и трактовавшееся в советское время как чрезвычайно радикальное.
На самом деле связь двух этих стихотворений не случайна.
В послании к декабристам, которое 2 января 1827 года увезет с собой А. Г. Муравьева, едущая к мужу в Сибирь, содержится «система намеков на возможное в обозримом будущем освобождение»56 по милости царя. Пушкин всерьез надеялся на такой исход.
В таком же духе следует воспринимать завершающую строку послания — «И братья меч вам отдадут» — как «возвращение дворянского достоинства, полное восстановление в правах»…57
Но возвратимся к «Стансам» — они явились несколько отсроченным результатом того впечатления, которое произвел на Пушкина Николай I во время встречи в Чудовом монастыре 8 сентября 1826 года, когда поэт был очарован великодушием и простотой поведения монарха…»
Но где же тут -»Именно в таком ключе следует рассматривать» и прочем выделенном – объективность/документальность, а, мусью Вогман? На самом деле это не объективность, а мозготрах «таким ключом» по черепу, не так ли?
Очередной тупица этот Вогман, ну его. Не доступна ему мысль Сергеича! Вот и приходится ему «отсрачивать результат», изворачиваться в «станцовке», высасывая из пальца эти антраша типа «состояла теперь принципиальная позиция Пушкина«, «поэт был очарован» и прочее «Пушкин всерьез надеялся на такой исход» и «В таком же духе следует воспринимать«.
На самом деле «Стансы» – это мощный удар по имперской России. А именно по нелегитимности российских императоров, что того, что этого.
В «Стансах» Пушкиным открыто заявляется, что Петя-раз был на троне работник, а не хозяин, сиречь тот царь-то был ненастоящий!
А указанием на во-всём-подобие Николая-1 с пращуром то же самое Сергеичем заявляется и в отношении Николая Первого! И этот царь – тоже не настоящий!
А вогманы с компанией пусть танцуют вацур-непомнящий рок-н-ролл хоть до седьмого пота. Не возбраняется.
+++
И «Стансы» сгодятся в копилочку Сергеича как историографа, не так ли?
Комментарии