Закрыть тему «Пушкин и Александр Первый» можно было бы просто перечислением пушкинских эпиграмм на Благословенного. Тут тебе и «Ты и я», и ноэль про «кочующего деспота», и кое-что покруче (и посему безадресное) типа «Мы добрых граждан позабавим…».
А в качестве финала вполне подошло бы начало 10-й главы «Евгения Онегина»:
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
Другое дело, что из всех этих санкционированных Александром-1 после-»Вольность»ных перипетий Сергеич усвоил чёткий жизненный урок:
Вот перешед чрез мост Кокушкин,
Опершись жопой о гранит,
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мосье Онегиным стоит.
Не удостоивая взглядом
Твердыню власти роковой,
Он к крепости стал гордо задом:
Не плюй в колодец, милый мой.
и после «Гавриилиадных» разборок с Николаем перешёл в щекотливых темах к словесной криптографии, местами закоптив и Эзопов язык:
Когда смотрюсь я в зеркала,
То вижу, кажется, Эзопа…
Фригийский раб, на рынке взяв язык,
XXIV
Сварил его (у господина Копа
Коптят его). Эзоп его потом
Принес на стол … Опять, зачем Эзопа
Я вплел с его вареным языком
В мои стихи? Что вся прочла Европа,
Нет нужды вновь беседовать о том!
Насилу-то, рифмач я безрассудный,
Отделался от сей октавы трудной!
И придумал даже чего похлеще – «Пиковую Даму»! Эта повесть останется вечно-звонким щелчком свободного творчества твердолобому цензорству.
Комментарии